Тарантул - Сергей Валяев

— Ну, это мы ещё посмотрит, кто у кого, что будет поправлять, захихикала.

Веселилась, и я её прекрасно понимал, приятно распластать на прозекторском столе чужую душу и препарировать её как тихое и холодное тело. Да, ей удалось то, что никогда бы не случилось у головорезов, костоломов и трупоукладчиков. Вместе взятых.

Она вновь запустила руку в мой «комод», пошарила там своими тонкими интеллигентными пальчиками вурдалака и нашла самую потайную вещичку. За обладание которой я…

Почувствовал смертельную усталость. Никогда не подозревал, что человек может так устать. Вот и все! Партия закончена. Пешке так и не удался ферзевый гамбит. Жаль. Невозможно играть на поле, где все клетки выкрашены в бледные цвета бесславия и национального позора.

— А какие у меня гарантии? — не сдавал партию.

— А в чем дело? — удивилась. — Ты нам не веришь? Вот, пожалуйста, рисунок, — придвинула лист ватмана ко мне. — Ты талантливый мальчик. Помнишь, ты нарисовал под стожком двух человечков?

— Мне бы и не помнить. И что?

— Талантливый человечек он во всем талантлив, — рассмеялась. Особливо, в койке.

— Ты много говоришь, — и взял в руки рисунок. — И не о том. Где гарантия, что вы получите дискетку, а я не пулю?

— Гарантий никаких, Чеченец. Сам знаешь, кто их только дает.

— Кто?

— Похоронное бюро «Светлый путь» — и рассмеялась своей, как ей казалось, удачной шутке. У неё был странный смех, так, по всей вероятности, глумятся гамадрилы в далеких амазонских лесах над незадачливым путешественником.

На заснеженные поля находили фиолетовые сумерки. Буржуазный «бьюик» уверенно тянул по скоростной трассе. За рулем находился Арсений, рядом с ним курила Вирджиния, а я был зажат на заднем сидении двумя костоломами, любителями анекдотов и антрекотов.

Я сперва подивился малочисленности нашей группы, да решил: мои противники уверены, что партия закончилась, можно снова смешать фигурки и бросить их в стол.

Когда согласился на обмен, Варвара Павловна тут же спросила: где дискетка? На что я ответил: мое единственное условие, передам её из рук в руки.

Здесь, в западне «Красной стрелы», у меня не было никаких шансов, там, в квартире, где я когда-то бегал по новым, свободным от мебели комнатам, ничтожный шанс имелся.

Перед отъездом в неизвестное аккуратно сложил лист ватмана и спрятал в нагрудной карман. Как талисман. Дай Бог, он убережет меня от всех напастей.

Милый сердцу городок Ветрово выплыл из сумерок, был похож на теплый, освещенный островок полярников, дрейфующих меж антарктических льдов.

Я поймал себя на мысли, что смотрю на знакомые улицы, на пряничный обливной ж/д вокзальчик, на закопченные стены депо, на ресторан «Эсspess» с праздными шлюхами у входа, на магазины и ларьки как бы в последний раз.

Твою мать, дернулся я, рано себя хоронить, Леха. И на этой положительной мысли получил тык в ребра — «боинги» решили привести меня в чувство. И правильно сделали, потому что я вспомнил:

— А если дома мама?

— Она на работе, Алешенька, — улыбнулась Верка, повернув ко мне чуть голову. — Не волнуйся, мальчик. Все будет хорошо.

— Лучше некуда, — с угрозой просипел Арсений, не забывший моего профилактического удара армейским башмаком.

Мог бы и простить меня, грешника. Подозреваю, что у него свои виды на мое будущее. Увы, нас, заблудших, прощает только Господь наш. Все остальные слишком злопамятны, немощи духом и мечтают за счет других процветать в бренной среде своих зоологических желаний.

Храни, Господи, наши души, молчу я.

Храни и спаси души тех, с кем дружил и с кем был на войне.

Храни их хрустальные души, Господи, а мою, искромсанную и грешную, прости, если сможешь.

И пока я, атеист от рождения, таким образом молился, буржуазный «бьюик» подплыл к подъезду дома, откуда я, помнится, шагнул в этот яростный и беспощадный мир.

В окнах тлели светильники и мелькали тени людей, которые были обречены на смерть, а многие из них уже были мертвы, но этого не знали и делали вид, что живут.

Один из костоломов был оставлен в машине, второй — у двери, а мы (я, Арсений и Вирджиния) проникли в квартиру. Проблем с замком, естественно, не возникло. Какие могут быть проблемы у ГРУ?

Проблемы были у меня. Каким таким сказочным образом вывернуться из этой патовой ситуации? Если не дают никаких шансов себя доблестно проявить, а дуло пистолета с глушителем в руках «нового особиста» постоянно утыкается в левое, пятое по счету, ребро. Неприятно, когда выказывают такое недоверие.

— Желаете чайку-с, — решил проявить радушие и гостеприимство как в лучших домах города Засрацка.

— Чаю? — осклабился Арсений. — А зачем? Скоро тебя угостят… в другом местечке… — И указал на старенький диван, где я совсем недавно под женскую трепотню плавал в воспоминаниях. — Сядь и не врякай.

— А лечь можно?

— Ляжешь, — многозначительно пообещал.

— Верка, так не играем, — обиделся я. — Не вижу смысла находить дискетку.

— Это он так шутит, — проговорила та. — Не обращай внимания. — И укоризненно. — Арсений, не пугай мальчика, а то мальчик все забудет на свете.

— Ты слишком добра к нему, милая, — ухмыльнулся «новый особист».

— И с этим у тебя… неординарные отношения? — ахнул, тараща глаза на любвеобильную бабенку. — Ну ты, мать, даешь?..

— Алеша, будь проще, — поморщилась. — Давай заканчивать эту канитель. — Взглянула на часы. — Детки в садиках уже ждут своих мам…

Я скрипнул зубами и сказал: дискетка там. Где там? В кабинете, признался, под глумящимся над живыми Лаптевым и мавзолеем. Где?

Пришлось изъясняться более подробно. Вирджиния хмыкнула и, сделав знак боевому другу сдерживать себя, покинула наше общество.

— Все, Чеченец, — сказал Арсений и щелкнул предохранителем. — Ты труп.

— А вдруг дискетки нет, — смотрел в черный монокль пистолета, пытаясь предугадать момент до выстрела, чтобы успеть увернуться от первой пули, а дальше, как Бог даст. — Ее нет, а мы тут дурака валяем, — заговаривал врага. — Аккуратнее, дядя, зачем нервничать, не торопи события.

— И не надейся, Чеченец, — отступил к серванту. — Это не твой день, парень.

Так оно по всему и выходило. Денек выдался не совсем удачным. Совсем плохим выдался денек, если взять во внимание расстояние между мной и шпаером в руках «нового особиста».

Даже Чеченец не был в состоянии перемахнуть эту незримую пропасть между двумя вечностями. Первая — эта та, которую мы с ним имеем, а вторая вечность — та, которую будет иметь. После выстрела. Обидно погибать без боя в свои младые годы, не успев порадовать родину своими трудовыми и ратными успехами.