Пятая труба; Тень власти - Поль Бертрам

того как за тобой ухаживали, словно за балованным ребёнком, и тебе старалась угодить одна из прекраснейших женщин в мире. Но в моём положении я. конечно, не мог оставаться постоянно у ван дер Веерена. Если возникнут беспорядки, я буду в состоянии скорее защитить их из городского дома, чем в их собственной квартире. Я жил у них целый месяц, что при моём бродячем образе жизни было много. Пора было и расстаться. Я твёрдо решился на это, хотя старый ван дер Веерен желал, чтобы я остался у него ещё.

— Вам будет там неудобно, сеньор, — говорил он.

Увидим. Вечером я буду ужинать в одиночестве, и только моё собственное величие составит мне компанию. Посмотрим, как это мне понравится.

8 ноября.

Прошла уже неделя с тех пор, как я перебрался сюда, и, говоря по правде, мне здесь не нравится. На помещение я жаловаться не могу. Оно прекрасно и просторно, выходит окнами на восток, и в хорошие дни здесь много солнца. Но хорошие дни теперь редки и коротки, а вечера долги, и по временам я нахожу своё жилище довольно печальным. Впрочем, это пройдёт. Я ведь много лет прожил один и немало вечеров провёл в одиночестве у камина — в Испании, Италии, Голландии. Испанские солдаты проникли далеко, и мир уже тесен для них. Я смотрел, как поднимается пламя, как оно затихает и умирает, подобно нашим мыслям. Когда оно уже ничего не могло мне сказать, я начинал смотреть на звёзды, наблюдая за их безмолвным гордым движением на небесах и стараясь постигнуть тайный закон, который обеспечивал им такую правильность.

Я разрушил немало идолов и столько же сладких упований и на развалинах этих преград, стоявших на моём пути к неизвестному, воздвиг алтарь той великой надежды, которую искал. И я чувствовал, что я не один. Но в Голландии звёзды сияют редко осенью, а ночи долги и темны. Мой алтарь пуст. Пламя ярко горит в большом камине с красивой готической отделкой, но я не улавливаю в нём смысла.

Очнувшись от моих мыслей, я невольно ищу взором красивую старую голову ван дер Веерена и блестящие глаза его дочери, ищу её сияющие плечи, которые созерцал целый месяц.

Теперь передо мной были лишь поблекшие картины на стенах, на которых причудливо играли отблески пламени. И я был недоволен каким-то непривычным недовольством. По мере того как появлялись и исчезали тени, я мечтал о взорах, приятных и печальных в одно и то же время.

За последнее время жизнь течёт тихо до странности. С тех пор как сожгли Анну ван Линден, не было ещё ни одного столкновения, как будто бы судьба удовлетворилась этой жертвой. Когда я ещё не совсем проснулся и ещё дремлю, я забываю все унижения того дня и опять начинаю воображать, что я здесь хозяин. Ибо король в Мадриде — за тысячу вёрст отсюда. Даже герцог Альба представляется чем-то далёким, хотя он где-нибудь в Нимвегене или Арнгеме. И я чувствую, что я достаточно силён, чтобы вступить в борьбу с судьбой за невозможное, но чувствую это, пока не проснусь.

15 ноября.

Вчера я провёл вечер в доме ван дер Веерена. Как будто для того, чтобы заставить меня сильнее почувствовать разницу между моей одинокой комнатой и их домом, они превзошли сами себя в любезности.

Донну Марион я уже давно не видел. Она редко бывает у ван дер Вееренов, хотя и приходится им близкой родственницей. Не знаю почему. И вчера её там не было. Что касается меня, я был у неё только ещё один раз: с официальным визитом к её матери.

21 ноября.

На улице льёт дождь. Целых две недели стоит серая погода. Сыро и скучно. Выпал было снег, но скоро растаял. Скоро он пойдёт опять и на этот раз останется. Осень уже давно прошла. Сегодня я несколько часов пробыл на реке, присматривал под проливным дождём за транспортами для армии герцога. Когда суда отплыли, я ещё оставался на пристани, продолжая глядеть на запад, где небо, вода и берег слились в одну серую массу.

Дождь перестал, и вдруг, как бы отвечая на какой-то вопрос, облака рассеялись и на небе засверкало горящее светило. Мягкие отблески света тихо заиграли на воде. Как будто по слову Господню непогода утихла: «Горе вам маловерным».

С океана прилетала целая стая чаек и, не теряя времени, понеслась на сушу, не обращая внимания на нависшие над нею облака.

Они смело направились на туманный восток, зная наверно, что не всегда же будет там мрак. Ибо на востоке за полосой мрака живёт утро. Утро! Увижу ли я тебя? И когда?

Опять льёт дождь.

22 ноября.

Ночью видимы были звёзды, но с раннего утра полил дождь и льёт упорно и без перерыва. Прохожие на улицах идут быстро, спеша поскорее добраться до дому. Одна только собака, по-видимому, потеряла дорогу и бегает туда-сюда по площади, напрасно стараясь найти какое-нибудь убежище. В скверную погоду Голландия — весьма печальная страна.

22 ноября ночью.

Сегодня был день, чреватый последствиями. — хорошими или дурными, это я узнаю завтра.

Хочу записать всё, что случилось.

Было около десяти часов, когда я перестал писать и отложил перо. Настроение моё переменилось, и я чувствовал, что писать мне больше не хочется. Я подошёл к окну и стал смотреть — на мокрые крыши, на мостовые, на которых стояли целые лужи воды. Всё это имело безнадёжный вид. Мне пришёл на ум мой обед в одиночестве, и я невольно вздохнул. Я полагаю, что не в моих привычках поддаваться настроению, однако бывают минуты, когда жизнь кажется тяжелее, чем прежде.

Вдруг за тёмной колокольней церкви Святей Гертруды небо сразу изменило свой цвет. Сначала я подумал, что зрение обманывает меня, но нет. Сквозь тонкую сетку дождя сначала показался клочок бледно-голубого неба. Затем мягкий голубой цвет сменился серым. Через минуту облака прошли, и на этом месте явилось ярко-голубое пятно, быстро расширявшееся всё больше и больше. Через полчаса с того места, где я стоял, не видно было уже ни одного облака. Только колокольня церкви Святой Гертруды продолжала темнеть на ярком фоне неба, но и на ней, на её южной стороне, появились золотые пятна, сотканные лучами солнца, а крыша и карниз блистали серебром по всем контурам.

Я открыл окно и глубоко вздохнул. Воздух был холодный, но чистый, словно он пришёл откуда-то издалека и дыхание города ещё