Маленький друг - Донна Тартт

Харриет почувствовала, как ее лицо заливает краска.

— Да ладно, что это с тобой? Почему ты не хочешь попробовать?

Харриет не знала почему. Внизу, под водой, ее ноги казались ужасно белыми и ужасно толстыми.

— Ну, как хочешь. — Пембертон опустился в воду по плечи, так что его лицо оказалось на одном уровне с лицом Харриет. — А тебе не скучно так болтаться в воде? Крис говорит, ему это уже надоело.

— Крис? — спросила Харриет после недоуменной паузы и подивилась тому, как звучал ее голос — сухо, надтреснуто, будто она не произносила ни слова уже много дней.

— Когда я его сменял сегодня, он сказал: «Посмотри на эту девчонку, она целый день плавает в воде как полено». Он сказал, что мамаши пожаловались ему, что они тебя боятся, ха-ха-ха! Боятся, что ты утонула! Вот чудачки! Как будто он позволит мертвой девочке болтаться у себя в бассейне! — Он расхохотался, но, увидев, что ему не удается расшевелить Харриет, отплыл немного дальше.

— Хочешь колу? — спросил он. Его тон внезапно напомнил ей Хилли. — Эй! Бесплатно! Я угощаю.

— Нет, спасибо.

— Слушай, а почему ты не сказала мне, что Алисон была дома, когда я звонил вчера?

Харриет посмотрела на него так странно, что Пембертон невольно наморщил лоб. Не говоря ни слова, она отвернулась и быстро поплыла прочь. Так и было: она сказала ему, что Алисон нет дома, хотя та была в соседней комнате. Она даже не знала, зачем она это сделала, не могла найти ни единой причины.

Он поплыл за ней, она слышала плеск у себя за спиной. «Ну что он привязался ко мне?» — подумала она с отчаянием.

— Эй, — услышала Харриет его сочувственный голос. — Я слышал, что Ида Рью уволилась. — Пембертон опять оказался перед ней. — Ты что, плачешь? — Он протянул руку, видимо, чтобы погладить ее по плечу, но Харриет резко ударила его по кисти и, нырнув, под водой поплыла к бортику. Не оглядываясь, она торопливо вылезла наружу и, оставляя за собой мокрые следы, побежала в дамскую комнату переодеваться.

— Харриет! — слышалось сзади. — Не надо, не уходи! Плавай тут сколько душе угодно, я не против…

Единственное, что придавало существованию Харриет какой-то смысл, была месть, которую она приготовила Дэнни Ратклиффу. Харриет решила его убить. Она думала о нем постоянно, иногда проверяя, не угасла ли ненависть, подобно тому как проверяют языком гнилой зуб — болит ли еще? Но каждый раз при мысли о том, что он сделал, возмущение окатывало ее горячей волной, словно затрагивался обнаженный нерв.

Лежа на полу в спальне, она рассматривала черно-белую фотографию, которую вырезала когда-то из ежегодного альбома выпускников. Самая ее «обычность», которая когда-то поразила ее, теперь вызывала такое отвращение, как будто она смотрела не на живого человека, а на воплощение зла. Он должен ответить за все. То, что происходит вокруг нее, — его рук дело. Только смерть может искупить то, что он сотворил.

Да, она бросила змею на его бабушку, но это не принесло ей ни малейшего облегчения. Бабушку было даже немного жалко, хотя особых эмоций по ее поводу Харриет почему-то не испытывала. Интересно было другое. Когда она встретилась с ним взглядом там, около похоронного салона, она ясно увидела, что он ее узнал. Хотя он был мертвенно-бледен и выглядел каким-то отрешенным, не заметить огня, вспыхнувшего в его глазах при виде ее, было невозможно. У Харриет тогда возникло странное ощущение, что он думает о ней не меньше, чем она о нем.

Харриет с неприязнью вспомнила об окружающих ее взрослых. Их всех, так или иначе, жизнь забила настолько, что они не желали сопротивляться ее свирепым атакам. «Это Жизнь!» — говорили они. «Это Жизнь, Харриет, вырастешь, сама поймешь, что это так».

Так вот, она не собиралась ждать, пока вырастет и эта самая Жизнь закует ее в оковы с ног до головы. Она будет действовать сейчас, пока ее чувства не остыли, пока выдерживают нервы и пока у нее есть опора — ее собственное гигантское одиночество. Никто не поможет ей, никто и никогда. Даже Хилли уже не интересуется их делами, он с головой погружен в дела своего оркестра. Последний раз, когда она позвонила ему (сама позвонила!), он полчаса грузил ее совершенно неинтересными ей сплетнями о «крутых чуваках» из старших классов, о «безумном тренере» (как может тренер управлять оркестром?) и об их великих планах на осень. Харриет оставалось только мычать в ответ, но ничего другого он, похоже, и не ждал. И когда она тихо повесила трубку, то легла щекой на пыльный телефонный столик и посидела так несколько минут. Как странно, неужели Хилли все забыл? Забыл про их месть, про Дэнни Ратклиффа? Или ему просто все равно? Харриет попутно отметила с чувством приятного удивления, как мало ее задевает его равнодушие.

Тряхнув головой, она принялась обдумывать проблему номер один: зачем Дэнни Ратклифф ездит на пустыри к складам? Там практически нечего красть. Большинство складов забито досками, а когда Харриет нашла щелку в стене одного из них, чтобы посмотреть, не осталось ли чего интересного внутри, она была разочарована — ничего там не было, кроме каких-то ржавых механизмов да пары забытых тюков хлопка. Так что ему там надо? Может быть, он торгует оружием? Или прячет там пленников? Или хранит чемоданы денег? Скелеты, орудия убийства, явки, тайные встречи?

Единственный способ все выяснить, решила она, — это отправиться туда самой.

Накануне ночью прошел дождь, но, хотя земля была мокрой, Харриет не могла определить, проехала здесь утром машина или нет. Она дошла до широкой укатанной гравиевой дороги, которая соединяла разгрузочную зону со складской и вела дальше, к реке. С рюкзаком за плечами и оранжевой записной книжкой под мышкой (на случай, если придется заносить в нее улики) Харриет стояла на границе великого пустыря, изрытого колесами грузовиков, заваленного грудами мусора и кусками ржавого железа и испещренного белыми знаками, когда-то расставленными для регулировки транспортных потоков. В глубине пустыря высилась водонапорная башня, широкая, приземистая, накрытая остроконечной крышей, напоминающей шляпу Волшебника страны Оз. В раннем детстве ей очень нравилась эта башня, сама ее нелепость казалась Харриет дружелюбной, она напоминала не слишком умного, но доброго гиганта, который приглядывал за ней издалека. Но когда Харриет исполнилось шесть лет, мальчишки как-то забрались на башню на Хэллоуин и разрисовали ее под «тыквенного монстра», изобразив узенькие щелки злобных глаз и огромную пасть с пилообразными зубами. Много месяцев после этого Харриет не могла уснуть по ночам — страшное чудище преследовало ее в кошмарных снах. Конечно, черты монстра давно стерлись, смылись дождем, как и последующие надписи, в разные годы сделанные на башне, но с тех пор Харриет относилась к ней с некоторой опаской. Сейчас башня представляла собой печальное зрелище — черная, с грязными потеками по бокам, сиротливо громоздящаяся на тонких ржавых опорах.

Небо постепенно выцветало от жары. «С Хилли, по крайней мере, можно было поговорить», — мельком подумала Харриет и крепче сжала челюсти. Незачем ей расстраиваться по пустякам, у нее есть своя миссия, и ей никто не нужен. Напевая сквозь зубы, она выбрала одну из дорожек и пошла по ней, перепрыгивая через кучи металлолома. Голос ее звучал слишком громко в окружающем безмолвии. «А что, если все жители Александрии вдруг умерли? — подумала она. — И я осталась одна на белом свете? Что я тогда буду делать?»