Корона Жигана - Евгений Сухов

— Я жиган!

— Ты вот все уркачей ругал, а мы-то, стало быть, подальновиднее оказались.

— Что тебе от меня надо? — глухо спросил Кирьян, не отрывая глаз от крепких рук уркача. Рукава рубашки у того были закатаны по самый локоть, на правом предплечье была выколота русалка. Работа была небрежной, хвост русалки выглядел слегка толстоватым, а черты лица больше напоминали мужские. Лишь длинные волосы указывали на то, что это особа женского пола.

Кирьян смотрел прямо на раздвоенный кончик хвоста. Неведомый художник ошибся и здесь: чешуйки были разных размеров и очень непропорциональны к величине тела. Кирьяна в Пете Крохе раздражал не его тон, а именно русалка, исполненная столь безвкусно. Но именно эта татуировка давала право Пете Крохе именоваться «Иваном».

— Немного, — наконец выдавил уркач. — Я слышал, что ты паутину рвешь, за границу намылился. Для этого и денежки насобирал. А потом, ты ведь мадам Трегубову уделал, а она дама была состоятельная. Все на старость себе копила, да не суждено ей было богатством воспользоваться. Так вот, я тебе скажу, поделиться нужно. Ты ведь у нас самый имущий. Хе-хе-хе! А мы люди бедные. — Показав взглядом на колченогого, продолжил с усмешливой интонацией: — Глянь на этого старца. Божий человек! А ведь он тоже хочет жить по-людски.

— Кто же мешает-то? — усмехнулся Кирьян.

От встречи с уркачом ждать хорошего не приходилось. Хоть и тон у него был мирный, почти отеческий. Такое впечатление, что Петя Кроха слегка журил ослушавшегося отрока. Но каждое его слово отдавало кладбищенским холодом.

— Больно дерзок ты, Кирюша! Тебе бы покаяться нужно, поделиться с нами нажитым, а ты все зубки показываешь. — И, сбавив голос на полтона, произнес — А ведь зубы-то можно и вырвать! В дальнюю дорогу уходишь, а с собой только один саквояжик несешь. Наверное, он у тебя золотишком да камушками набит. Ну-ка, Ерофеич, — кивнул он колченогому, — ссыпай сюда сокровища.

Старик неловко поднялся и заковылял к столу. Негромко щелкнули застежки, и осторожно, стараясь не просыпать содержимое, старик опрокинул саквояж на скатерть.

Ахнул Ерофеич, нахмурился Петя Кроха, а по лицу Кирьяна скользнула улыбка. Выкатившийся пятак прочертил по столу полукруг и, ударившись в фарфоровое блюдечко, упал, мелко позвякивая.

На столе неровной горкой возвышались мелкие гвозди, а в них, будто бы драгоценности в пустой породе, торчали медные шурупы.

— Однако ты шутник, — справился с замешательством Петя Кроха. — Что же ты с собой гвоздей-то понабрал?

— А ты не догадываешься? Для веса! Думаешь, ты один такой на золотишко заришься. От таких, как ты, берегусь.

— Где золото?

— Тебе его не достать.

— Посмотрим… Ты как хочешь умереть? Сразу или чтобы мы тебя по частям резали? Молчишь. Ну-ну! А может, нам твоя малютка подскажет? У вас, говорят, любовь очень большая. А что ты скажешь, если мои молодцы ей дурака под кожу загонят? — Петя Кроха плотоядно улыбнулся: — Это кажется, что все бабы одинаковы, на самом деле они все по-разному устроены. А если мои богатыри не совладают, так я им сам подсоблю. Хе-хе-хе! — ядовито захихикал Петя.

Лицо Кирьяна покрыла бледность.

— Девку не трожь, — приподнялся жиган.

— Но-но-но, не балуй! — предостерегающе произнес уркаган. — Здесь ты не у себя в малине. Я ведь и обидеться могу. А моим парням только потеху и подавай! Глянь, как у них глазенки-то засверкали.

Им потом будет что рассказать Ведь девку самого Кирьяна потягивали!

— Что ты хочешь? — угрюмо буркнул Кирьян, посмотрев на дверь.

Нет, не получится, не допрыгнуть. Матросик, стоявший в дверях, успеет прошить его насквозь.

Уркач хмыкнул:

— Ты же не с одними гвоздями в Европу собрался. Мне нужны деньги. Знаешь, намыкался я по лагерям и каторгам. Хочется достойно кончину встретить. А то хоронить меня станут, так даже новых порток со штиблетами не отыщется. Где деньги?!

— Дай слово, что оставишь в живых, — неожиданно попросил Кирьян.

— Даю слово уркагана, что выйдешь от меня со своей кралей на своих двоих, — почти торжественно произнес уркаган. — Слово старого Пети Крохи многого стоит. Ну как?

— Хорошо, — не без колебаний выдавил жиган. — Выбор у меня невелик. Верю! Поковыряйся в гвоздях. Ключи там должны быть. Они от двери, где я деньги спрятал.

Петя Кроха недоверчиво посмотрел на жигана.

— Ишь ты! — И запустил пальцы в ворох гвоздей. Покопавшись, он отыскал два ключа, сцепленных металлическим колечком. — Эти, что ли?

— Да.

— И где твой клад? Рассказывай!

— Без меня вы не найдете. Я должен показать сам.

— Где он находится?

— В Кускове… Это сразу за усадьбой.

— Что же ты сразу-то туда не поехал? — подозрительно поинтересовался Петя Кроха.

— Все заставы перекрыты.

Уркаган в задумчивости поскреб пальцами заросший щетиной подбородок, а потом изрек:

— Так-то оно, конечно, так.

— Вывезти меня сумеешь? — по-деловому спросил Кирьян.

Теперь их разговор напоминал беседу двух равноправных компаньонов.

— Есть одна дорога на примете, можно пройти. Чекисты там не особенно зверствуют. Но только предупреждаю тебя, — строго посмотрел уркаган на жигана, — надумаешь сделать ноги… Бабу пришьем. Церемониться не станем.

В этот момент их глаза встретились. Кирьян понял, что так оно и будет.

— Решено, — отвел взгляд жиган.

— Ну что, господа разбойники, — приподнялся Петя Кроха, — медлить не будем. Тронулись!

Подле сторожки уже стояли два автомобиля. Кирьян даже не удивился, когда в одном из них разглядел Евстигнея. Жизнь так устроена что предают чаще всего близкие или те, кто стоит рядом. И причина, как правило, в сиюминутной выгоде. В другой машине сидел совершенно незнакомый водила. Очевидно, позарившийся на шальной и легкий заработок. Парень даже не подозревает о том, что, как только дело будет закончено, от него просто избавятся, как от ненужного свидетеля.

Повернувшись, Кирьян увидел на заборе чью-то ломаную тень — за ними наблюдали! Секунда — и вновь никого.

— Деньги-то мои не потерял? — спросил Кирьян Евстигнея, усаживаясь между двумя «матросами».

— Не потерял, — отвечал Евстигней, скривив рот.

Рядом с шофером устроился уркаган Петя Кроха. Перекрестился и произнес, ни к кому не обращаясь:

— Без молитвы к доброму делу приступаем. Ну да ладно, авось проскочим! А господь не выдаст.

* * *

Едва показалась усадебная церковь, Петя Кроха, молчавший всю дорогу, вдруг неожиданно заговорил, припустив в голос зависти: