Евангелие от Крэга - Ольга Ларионова

– Для женщины?

– Мог бы сам догадаться. Она ведь не может сама прийти сюда.

– Это – твоя возлюбленная?

На сей раз пауза затянулась. После долгих дней какого-то бездумного затмения памяти было легко заглянуть в собственную душу, и все-таки ответ пришлось взвешивать и выверять. Наконец он разжал губы:

– Нет, – и опять-таки это было правдой.

М'сэйм шевельнулся, словно хотел подняться и подойти к Харру поближе:

– Скажи, а почему она не приняла твоего бога?

Тут он почувствовал себя свободнее:

– Да хрен их разберет, этих баб! Им бы такого боженьку, чтобы облапить да почмокать. Навроде птенца лесного.

– Мужчины, как я наблюдал, придерживаются такого же мнения, – как бы про себя отметил обережник. – Скажи, а кроме нее встречал ли ты людей, которые верили бы в приход нового бога, единого и истинного?

– Насчет веры не знаю, а вот желание имеется – поговорить по душам, так у каждого второго. Ей-ей, не вру.

– Я вижу. И что, никогда не врешь?

– Да ты что, блаженненький? Как же без лжи жизнь прожить?

Тут на месте м'сэйма любой другой усмехнулся бы, но тот остался невозмутим. Деревянный он, что ли?

– Но вот что я тебе скажу, – доверительно продолжал Харр, – на самом-то деле никому из них бог не нужен. А желателен: кому – верный кусок хлеба, кому – власть безраздельная, кому – дитятко малое. Дай каждому по мечтаниям его – и на фиг им твой Неявленный!

М'сэйм оперся локтями о колени, ладони сложил лодочкой. Проговорил медленно и глухо, словно читал собственные сокровенные мысли, которые ему самому только-только открылись:

– Бог приходит на землю грешную не тогда, когда он нужен людям. Он на краткий срок являет себя, чтобы бросить в мир семена мудрости, дабы сплотить и возвысить род людской перед лицом той смертной беды, которая обрушится на потомков их лишь через многие годы. И горе человецам, ежели не узнают они бога единого…

– Во-во, – подхватил Харр, – а ну как действительно не признают они твоего Неявленного, когда он Явленным станет?

– Его признаю Я!!!

Ух ты! Даже огонек в лампе затрепетал. Голос был жутким, каким-то нечеловеческим, и в глубине души Харр уже понимал, что эту беседу пора бы кончить подобру-поздорову. Но уж очень было ему любопытно.

– Ясновидец ты, что ли? – не унимался он.

– Нет. К сожалению. Но я знаю пророчества, и по ним следует, что ждать уже остается немного.

– Ну да. Звезда злая, черный этот на белом и под белым… еще что?

– Разве ты не слыхал про кружала окаменные? – вопросом на вопрос отпарировал м'сэйм.

– Не…

– Темны же твои земли родимые… – (Харр хотел было возразить, что со светом-то у него на родине все в порядке, но вовремя промолчал.) – Бог Неявленный уже один раз приходил на землю, но признали его всего несколько человек – то ли восемь, то ли девять. Собрал он их на берегу Бесконечного Озера, на горе отвесной, и дал им в руки по кружалу дивному с окаменьем незастывшим. И начал вещать мудрость свою неизбывную. И чертили они на кружалах своих знаки глубокие, и каждый знак сразу твердел, чтоб на веки вечные нетленным да неуязвимым стать. Три дня продолжалось их бдение под голос божественный, и когда исписали они кружала свои до самой середки, обращая их посолонь, удалился бог, чтоб снова стать Неявленным…

– И кружала те – у тебя? – Харр подался вперед, чуть с кресла не свалился.

– Боговы споспешники, погоревав о краткости явления дивного, – продолжал, точно не слыша вопроса, рассказчик, – решили сравнить написанное. Но, к их безмерному удивлению, оказалось, что все они писали, а значит, и слышали, совершенно разное! Один о сотворении мира, другой о заветах нерушимых, третий о следующем пришествии… И впали они в смуту: каждый утверждал, что только он один прав, только он слышал голос истинный, а другим было ниспослано искушение не правдой. Дошло у них и до побоища, и забили они половину из себя насмерть, поскольку один, Зверилой именуемый, был настоящим великаном и притом лютости неописуемой – он у других кружала отнимал и с горы в озеро скидывал. Тогда осерчали остальные и, соединив усилия, навалились на Зверилу и отобрали его кружало, отправив вслед за остальными. Бог, такое непотребство видя, разгневался и наслал на ту гору молнию, расколол вершину горы, нечестивых споспешников своих в воду опрокинул, кружала, что на дне лежали, осколками камня засыпал…

«Е-мое, – чуть опять не выразился вслух менестрель, – и у этого ума оказалось не больше!»

– Но Зверила, в воде очутившись, – продолжал свое повествование всезнающий обережник, – сразу опамятовался и, кто еще жив был, тех на берег вытащил. Повинились они перед Неявленным и решили записать, что в памяти удержалось. Писали уже на простых листах болотных, что упустили, что переврали – неведомо. Но Зверила за подвиг свой был святым объявлен, тем более что и скончался он мученически, подавившись блинами, потому как за рассказы его небывалые его в любом доме кормили как на убой. – (Харр сглотнул слюну, вспомнив про собственный постный рацион.) – А листы те сложили в одну книгу и нарекли Святыми Письменами или «Длением Дней».

– И это «Дление Дней» у тебя имеется? – не успокаивался Харр.

– Народ мудрость утратил, грамотных нынче – раз, два и обчелся. А кто и знает искусство кружал, то все равно хоть что-нибудь, да переврет… М'сэйм снова ушел от прямого ответа.

– Ну и строфион с тобой, не хочешь – не говори, – рассердился Харр – Про Зверилу ты меня байкой уже потешил, а заветы у меня и свои собственные имеются.

– Ложные, – отчеканил, как отрезал, м'сэйм.

– Это почему же? Вот вы даже скотину не убиваете; шкура нужна, так я видел – в загоне без воды-питья держите, пока сама не сдохнет. Так и у меня правило – не убивать. Без крайней надобности, естественно.

– Вот видишь! – назидательно изрек обережник. – Не отними у другого жизни ни-ког-да. Ни у какой твари. Мой завет полнее твоего.

– Ага, а ежели это зверь лютый, который дитя малое под себя подмял?

– Значит, на то воля Неявленного.

– А по мне, кто на то глядеть будет, сложа руки, сам хуже зверя. Ну да пес с ним, с младенчиком, – ежели ты не чадолюбив, то тебе действительно все равно. Одним больше, одним меньше… Но вот тебе другая задачка: ты, ты сам – ты один сможешь узнать своего Неявленного. А на тебя три злодея напали должен я за тебя вступиться или погибай себе на здоровье? Но ведь тогда твой бог так неузнанным и останется, а затем беда падет на весь род людской. Кто в той напасти повинен будет? Ты? Я? Бог?

М'сэйм вроде должен был бы разозлиться, но его лицо опять осталось бесстрастным, он только вполголоса заметил:

– А я в тебе не ошибся…

– Кстати, – Харр уже не мог сдержать взятый разбег, – а что приключилось в прошлый раз, когда твой Неявленный так и убрался несолоно хлебавши?