Фигня - Александр Житинский

– Стой!.. Тпру, окаянный!.. Да стой же!!.. – кричала Настя, не на шутку встревожась.

Девицы визжали. Конь вдруг круто забрал вправо, поскакал немного по прямой – и сам остановился, как вкопанный…

Когда все подбежали, перепуганная Лиза сидела неподвижно, намертво вцепившись в холку коня и устремив взор вперед, в непроглядный туман.

– Настя… – помертвевшими губами еле выговорила Лиза. – Куда это он так сразу поскакал?.. На конюшню, что ли?..

– Да нет, барышня, – ответила Настя, оглядевшись и определив направление. – В Тугилово!.. К Берестовым…

Лиза одевалась. Она была уже в нижнем белье с рюшами, в панталонах и туфельках, теперь же выбирала платье. Настя одно за другим извлекала из платяного шкафа наряды и показывала ей.

– Не хочу, – говорила Лиза.

– А это?

– Не… Сегодня не нравится.

– Вчера ж нравилось. Что же сегодня?

– Вчера было вчера. Давай зелененькое…. Там где-то… – Лиза пошевелила пальчиками, показывая, где висит платье.

– Воля ваша…

Настя достала зеленое платье, показала Лизе. Та наконец удовлетворенно закивала и замахала руками: давай сюда! Настя сняла платьице с вешалки, принялась наряжать барышню, помогла ей надеть его, а затем начала зашнуровывать и застегивать многочисленные шнурки и застежки. Лиза оглядывала себя придирчиво, будто на бал собиралась.

– Позвольте мне сегодня пойти в гости, – сказала вдруг Настя.

– Изволь. А куда? – беспечно ответила барышня.

– В Тугилово, к Берестовым…

При этих словах Лиза как-то напряглась и внимательно посмотрела на свою служанку. Та продолжала:

– Поварова жена у них именинница и вчера приходила звать нас отобедать.

– Вот! – Лиза хлопнула себя по бокам. – Господа в ссоре, а слуги друг друга угощают!

– А какое нам дело до господ! – возразила Настя. – К тому же я ваша, а не папенькина. Это папенька ваш в ссоре с Тугиловским барином. А вы ведь не бранились еще с молодым Берестовым…

– И побранюсь! Непременно побранюсь! – топнула ножкой Лиза. – Как только увижу – тут же и побранюсь!.. Вот только увидеть как? – печально закончила она.

– Старики пускай себе дерутся, коли им весело. А ваше дело – молодое! – Настя толкнула барышню локтем в бок и расхохоталась.

– Постарайся, Настя, увидеть Алексея Берестова, да расскажи мне хорошенько, каков он собою и что за человек, – наставительно произнесла Лиза.

– И носит ли он усы, – весело подхватила Настя.

– Что ты несешь, Настя! – Лизины бровки сошлись к переносице. – Какие усы? При чем здесь усы?!..

– Так вы же загадали на усы, – опешила Настя. – Сами говорили…

– Ничего я не говорила! Мало ли что я говорила! Говорила да забыла… Ступай к своим Берестовым и делай там, что хочешь!

С этими словами Лиза поспешила к лесенке, чтобы спуститься вниз к завтраку.

Молодая дворня, парни и девки числом около двадцати, играли в «горелышки» на краю барского сада в Тугилово. Выстроившись попарно «столбцом», они звонко подхватывали хором вслед за одиноким «горевшим»:

– Гори, гори ясно,

чтобы не погасло!

– Погляди на небо —

там птички летят,

колокольчики звенят!

– Раз, два, три —

огонь, гори!..

Задняя чета разбежалась врознь, «горевший» парень стремительно догнал девку и встал с нею в голову столбца. Новый одиночка стал «гореть»:

– Горю, горю жарко!

Едет Захарка!

И все весело подхватили:

– Сам на кобыле,

жена – на коровке,

дети – на тележках,

слуга – на собаках!

Погляди наверх —

там несется пест!..

Гости постарше издали наблюдали за игрой, сидя вкруг стола, накрытого к чаю прямо под яблонями, вблизи кухонного флигеля. Жена тугиловского повара, именинница Лукерья Федотовна, восседала с мужем во главе стола, на коем центральное место занимал пузатый медный самовар с поставленным сверху фаянсовым чайником, расписанным красными петухами. Рядом с именинницей сидела приказчица Берестовых со своими двумя дочерьми. Одеты они были с барского плеча, а потому в горелки не играли. Среди прочих сидели прилучинские – Ненила и Анисья Егоровна, ключница Муромского. (Настя и Дунька играли с молодыми).

Стол был уставлен вареньями и печеньями. Кроме родного, домашнего, было и барское угощенье – синее, красное и полосатое бланманже. Гости чинно хлебали чай из блюдец, мирно беседовали.

– Блажманже кушайте, гости дорогие, – угощала Лукерья Федотовна. – Блажманже мой Ваня как самому барину готовил.

Повар Иван Семенович, уже изрядно под хмельком, сиял как тот начищенный медный самовар, что стоял на столе. Прикрывая глаза, он задушевно выводил на балалайке «Ясного сокола». Егерь Никита искусно ему подыгрывал.

Бланманже накладывали в розеточки осторожно, с почтением.

– Ты, Лукерья, неверно говоришь, – молвила приказчица. Барин велит говорить «бланманже», а не «блажманже». Очень серчает.

– Пущай «бланманже», – согласилась Лукерья. – А по мне «блажманже» красивше.

– Нашему барину такого бы повара, – сказала Ненила. – Глядишь, и нам перепало бы. А то и себя, и всех овсянкой заморил. И мясо всегда сырое, с кровью. Бр-р!..

– Это он после кончины барыни на аглицкую моду свихнулся, – пояснила Анисья Егоровна.

– Обеднял, что ли? – посочувствовала приказчица.

– Овес не от бедности, – вступилась за барина ключница. – Овес для здоровья полезный.

– Лошадям он полезный, – буркнула Ненила.

Иван Семенович вдруг встал и расплылся в улыбке, указывая пальцем:

– Вона!.. Молодой барин прискакали-с…

Все посмотрели туда, где среди деревьев ярко светилась над крупом коня белая рубаха, мелькая из света в тень.

Алексей Берестов придержал коня и повел его шагом, по кругу приближаясь к играющим. Он был разгорячен верховой прогулкой – щеки горели, глаза сверкали, ворот рубахи был широко распахнут. Картинно подбоченясь, он игриво поглядывал на парней и девок. Те немного стушевались присутствием барина, но, переглянувшись, продолжили игру. Озорно тряхнув белокурой головой, «горевший» заголосил лукавую запевку:

– Горю-горю, пень!

– Чего горишь? – хором вопросили девки и ребята.

– Девки хочу! – смело ответствовал он, кося глазом на барина.

– Какой?

– Молодой!

– А любишь?

– Люблю!

– Черевички купишь?