"Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн

В дневниках можно найти некоторое соответствие и рассказу о тетушках ученика Янна (см. стр. 357-358). Но интересны не эти отсылки к биографии. Куда важнее - переклички с идеями, высказанными, например, в «Прологе». В «Учениках» сообщество мастеров предстает как тайная организация, членам которой грозят, в случае их разоблачения, пытки и смерть. Подобно Фаусту, вступившему в сговор с Мефистофелем, Янн должен скрепить клятву, даваемую в момент поступления в ученики, собственной кровью. Он готов отвергнуть учение Церкви, однако оказывается, что сами мастера вовсе не отвергают веру (реплика Франца: «Он существует. Учим мы закону Бога. Законом этим сами и живем»). Янн из Ростока, похоже, - еще один вариант художника-персонажа, выдуманного реальным Янном (наподобие Петера из драмы «Той книги первый и последний лист»). Рассказ о его детстве придает ему черты мифологического героя, он должен стать провозвестником новой религии, хотя вел отнюдь не безупречную жизнь:

Франц.

Какая дивная судьба! Ты не безбожник. Кобыла, жеребец - не вышли ль, как и мы, из Божьих рук? Тебя Он посвятил определенной цели. Ради коей и был ты выкормлен животными. Не должен пускать ты в душу подозренье, будто порочен ты и проклят. День придет, ты новым языком заговоришь и возвестишь - когда-нибудь - ученье, что будет совершенней, чем мое. Тебе даны недаром сила зверей и человечий дух. <...>

Янн.

Сужденье ваше обо мне неверно. Я вернулся в Росток... быком, которого влекут на бойню. Во мне в период созреванья пробудилась тоска огромная, и не в слезах искала выход. Но... каждый зверь, над коим был я властен, служить мне должен был своею мукой - терпеть мучения от рук моих. Кровь тех зверей хотел я видеть, кровь и боль.

Сродство с животными, детство, проведенное вдали от родителей, эпизод ранней влюбленности в помощника забойщика скота - все это сближает Янна из Ростока с Перрудьей, героем одноименного романа (см. Циркуль). Но, по мнению биографа Янна Яна Бюргера (Bürger, S. 209-210), первая редакция «Перрудьи» создавалась главным образом в 1923 году, потом работа надолго прервалась, а в первой половине 1926 года Янн начал основательно перерабатывать роман. Не потому ли «Ученики» так и остались фрагментом, что были лишь одним из вариантов разработки сюжета «Перрудьи»? Как бы то ни было, 12.6.1926 Янн пишет в издательство, собирающееся опубликовать его новую пьесу (цит. по: Dramen I, S. 1221):

Работу над «Учениками» я временно приостановил под впечатлением от жалкого финансового успеха, который имела «Медея». <...> Я, следовательно, прошу Вас сообщить в Кёльн, чтобы они не рассчитывали на завершение «Учеников» в обозримом будущем, ибо музы, которая могла бы побудить меня писать драмы, уже нет со мной рядом.

«История того...»: Христос по имени Петр

Фрагмент «История того, кого люди, чтобы доказать свою правоту, прибили к кресту, или затащили на плаху, или, кастрировав и ослепив, бросили в темницу» («роман о Христе», как охарактеризовал его Янн в беседе с Мушгом, см. выше, стр. 28), написанный Янном в 1915 году, - уже вполне зрелое художественное произведение, и по замыслу, и по форме. Как видно из его длинного заголовка, Христом, по мнению Янна, является любой мученик. Подтверждением такой трактовки может служить запись из норвежского дневника[15]:

...Сам Бог превратился в муку окровавленного уродства. Его предсмертные жесты были немым криком, выражавшим одно желание: полюбите друг друга, чтобы Я спасся из бездны Моей беды! <...> Бог додумал до конца их жестокость, которую сами они даже не умели высказать, которая им самим была как бы нипочем, ибо они сложили с себя бремя всякого чувствования и позволили своему внутреннему застыть, обратившись в слова. Всякий раз, когда они убивают какого-нибудь человека или делают его уродливым и тем унижают, они наносят удар Богу, висящему на кресте.

Я бы хотел подняться, и рыкнуть как лев в пустыне или как ветер, рыщущий вкруг домов, и закричать людям: Любите, любите! Но они губят других и, словно проститутки, торгуют собой; значит, они способны вынести такое - видеть распятого Христа, - коли повторяют свои беззакония каждодневно.

Фрагмент напоминает религиозные сцены, созданные немецкими и нидерландскими живописцами XV-XVI веков: персонажи библейской истории часто изображаются там в одеждах и интерьерах, которые могли бы быть современными автору или относиться к некоему вневременному пространству. Пространство рассказа Янна - вневременное, сказочное. Трудно даже предположить, где - в Европе ли, на Ближнем Востоке (в одном из государств, основанных крестоносцами), или в Византии - могли бы жить король Силерий и его звездочет Евстахий, мальчик Парис, юная Мария и плотник Иосиф.

Наряду с этим сказочным планом существует план, отсылающий к библейским мотивам: в рассказе Янна можно найти подобия, или отражения (с непредсказуемым дальнейшим развитием), сцены Благовещения (начало фрагмента: «Ей бы очень хотелось, чтобы он оказался посланцем облаков» - так описывается первое чувство Марии по отношению к овладевшему ею королю), бегства Марии и Иосифа в Египет (у Янна - в пустыню со скальными гробницами), избиения младенцев (которое собирается устроить король Силерий), явления рождественской звезды., икон с изображениями Богоматери с младенцем, жизни Святого Семейства. Нигде, правда, не сказано, что речь идет о жизни Иисуса: родившийся мальчик получает имя Петр.

Третий план - очень точно выверенные феноменологические трактовки каждого из этих эпизодов. Феноменологические в том смысле, что описанные психологические процессы характерны для человека вообще, в том числе - человека сегодняшнего. Если говорить о первой части фрагмента, истории Марии, то речь - в самом общем плане - идет о процессе порчи, постепенного отхода от заданного в Библии образца. Мария, изначально способная стать центром целого мира (как, в принципе, любая девушка, это подчеркнуто вначале), пройдя через отношения с тремя разными мужчинами, пришла - чуть ли не с неизбежностью, не по своей вине - к жизни, где уже «ни о какой душевной любви речи <...> не было, вокруг тления все крутилось» (стр. 19); не без помощи повитух, чьи высказывания заставляют вспомнить сегодняшнюю медицинскую практику, она даже утратила способность быть любящей матерью.

Вторая часть фрагмента описывает чудо: историю мальчика, который, родившись в безлюбом мире и с рождения обреченный на одиночество, все-таки переполнен «отчаянным требованием любви и ищущей выражения чувственностью...», который «вновь и вновь брал на себя работу по налаживанию взаимопонимания, и чем старше становился, тем отчаяннее были его попытки, ибо ему все больше хотелось вынимать из себя образы и мысли» (стр. 24-25). Судя по заголовку фрагмента, мальчика этого ждет трагическая гибель. Наверное, и какие-то свершения, прежде гибели, - не зря ведь он носит имя основателя новой церкви Петра, а в начале фрагмента возникает мотив обращенного к Богу желания (стр. 5-6):