Лаврентий Берия. Кровавый прагматик - Леонид Маляров

Кроме дивизии, которая наземно охраняла, у нас охранялся и воздух. Особенно после того, когда мы получили данные, что американская разведка примерно знает месторасположение нашего центра. Тогда установили 4 площадки ракет в окружении нашего объекта. Ракеты охраняли и воздушное пространство.

Очень строго было на объектах основных. Ядерных центрах, таких как Саров, как Челябинск. Как Новосибирск. Когда заводы стали строить. Там очень жесткий был режим. А почему там, в Сухуми, так было, кто его знает? Может быть, и отвлечь внимание. Это мне не доходило. Уровень не тот.

Советский Союз сталинского времени – это своеобразная ловушка. Кто сюда попадает, тот обычно отсюда не возвращается. И вдруг в начале 1947-го года Москва делает Вашингтону неожиданный подарок. Четверо немецких ученых не сумели прижиться в советском атомном проекте и их отпускают домой, в Восточную Германию. А немцы тут же бегут на Запад. Их допрашивают американские спецслужбы и получают огромное количество информации: подробные планы сухумских институтов и лабораторий, выясняют даже штатное расписание сотрудников. Информация из первых рук, из самого центра советского атомного проекта. Кажется, атомных секретов Кремля больше нет.

Из доклада ЦРУ:

Сбежавшие на Запад немцы действительно сообщили ценную информацию. Так, доктор Адольф Кребс рассказал, что немецкими специалистами руководил генерал Завенягин. Сказал, над чем работает в Сухуми Герц. Рассказал про разведку урана в Средней Азии. Про обогащение руды в Электростали. Про работы Фольмера по тяжелой воде, что оказалось чистым сюрпризом.

Немецкие перебежчики – большая удача американских спецслужб. Глубоко запрятанный советский атомный проект приобретает зримые очертания. Теперь можно представить направление и характер работ, сделать точный прогноз – когда русские получат свою атомную бомбу. А от этого зависит вся мировая политика.

США обладали пальмой первенства. А это в условиях холодной войны очень серьезный фактор для того, чтобы при определенных политических условиях, в разгар конфронтации, могло произойти непоправимое. Планы атомных бомбардировок СССР были разработаны, бомбы изготовлены, имелись средства доставки. И одна из посылок этих планов – войну надо начать до того, как у Советского Союза будет потенциал нанесения ответного удара.

К 1949 году американская разведка располагает обширной информацией о советском атомном проекте. Немецкий след вывел на секретные объекты и главных действующих лиц. Кажется, о русской бомбе известно все. 24 августа аналитики составляют очередной прогноз о сроках советской ядерной программы, весьма оптимистичный для Америки. Всего лишь через пять дней они поймут, как жестоко ошибались.

29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахстане прогремел взрыв первой советской атомной бомбы. Он возвестил о рождении новой ядерной державы и подвел черту под противостоянием ЦРУ и советской контрразведки.

Вышло так, что по мере накопления информации прогнозы ЦРУ о том, когда же у Советов будет бомба, когда они смогут ее испытать, становились все менее точными. И все больше отодвигались. Если первый такой прогноз, рассекреченный из архивов ЦРУ, говорил, что это произойдет в промежутке от 1950 до 1953 года, то следующий прогноз 1947 года отодвигает дату немного дальше и делает ее более туманной. А самый последний прогноз, от 24-го августа 1949 года, полностью бил мимо цели и выходил в середину 50-х годов.

Учитывая, что американские спецслужбы сумели добыть письма германских инженеров и определили, что серьезных разработок не ведется, вполне возможно, что они стали жертвой дезинформационной деятельности советской спецслужбы. Лаврентий Берия попросту обвел их вокруг пальца.

В ЦРУ это поняли слишком поздно, уже после советских испытаний. 31 октября 1949 года на имя президента Гарри Трумэна поступил доклад ЦРУ «Немецкие ученые в Сухуми». В нем американские аналитики делают неутешительные выводы. Из доклада ЦРУ:

Хотя природа исследований, ведущихся в Сухуми, еще до конца неясна, но лаборатория, очевидно, не играет значительной роли в советской атомной программе. Причины для такого вывода:

• недостаточная секретность;

• медленные темпы строительства;

• отсутствие планирования и координации между немцами и русскими специалистами.

Сухуми, несомненно, нельзя рассматривать как главную цель разведки в рамках атомного проекта.

В 1950 году на Запад бежал полковник МГБ, работник Первого главного управления, которому ЦРУ присвоило псевдоним «Икар». Только от него американцы узнали наконец подлинные имена руководителей советского атомного проекта. До этого знали в искаженной немецкой транскрипции. Так, например, заместитель Берии Завенягин в американских докладах именовался «Савинаки». Немецкий след так и не вывел ЦРУ на главных создателей бомбы. Сегодня существует вполне правдоподобная версия, что институты в Сухуми были созданы Берией специально для отвода глаз, чтобы дать ЦРУ ложный след. Конечно, это не совсем так. Немцы занимались важной научной работой, они ускорили создание бомбы на несколько месяцев. Но главную роль в советском атомном проекте играли все же не они, а совсем другие люди.

Неслучайно после успешного испытания советской атомной бомбы немецких ученых, работавших в ядерных центрах, вскоре начали отпускать домой.

Клаус Тиссен:

Мы не знали, вернемся ли мы когда-либо домой, и вернемся ли вообще. И это влияло на настроение, у одного больше, другого меньше. Я быстро с этим смирился, я был молод и мог бы остаться. Старшее поколение хотело обязательно вернуться. Если бы Сталин и Берия были живы, мы бы все равно рано или поздно смогли вернуться домой. Но на смену пришло новое руководство. Сказали, что немцы больше не нужны. Советский Союз без участия немецких ученых все равно бы смог создать атомную бомбу, с немцами просто получилось быстрее. И много советских ученых можно было использовать для других областей благодаря тому, что были и немецкие.

Я думаю, что после того, как была разработана первая водородная бомба, которая была взорвана еще до американцев, с 1952 года все немцы занимались какими-то другими работами. Таким образом, с 1954 года можно было вернуться на родину. Мой отец уехал последним, так как работа, которую он выполнял, была важная. Речь идет о каскадном разделении. После того как уехал мой отец, в Сухуми в институте физики осуществлялись работы, которые уже не представляли никакую тайну. Моего отца в 1952 году перевели в Электросталь, где он работал последующие 4 года.

Кстати, еще раз к вопросу, почему были отпущены домой. Интересно, что каждого немца в отдельности опрашивали, кто, куда хочет вернуться: в ФРГ, ГДР или Австрию? И конечно, многие сказали, что вернутся в ГДР, так как боялись, что вообще не смогут выбраться. Так, большая часть вернулась в ГДР. Но, к большому удивлению, кто сказал ФРГ – был тотчас же отпущен. Например, ближайший сотрудник моего отца Людвиг Циль, который вместе с моим отцом получил премию первой степени. Он сразу сказал, что хочет в Западную Германию, и его отпустили, к большому удивлению всех. Или Циппе – он хотел в Австрию и уехал в Австрию. Те, кто решили уехать в ГДР, сработались с советскими учеными уже так сильно, что они не хотели терять эту силу, возможность. Эту коллективность, которая развивалась годами с советской Академией наук, институтом физической химии, например со Спицыным, они не хотели ее потерять. Поэтому они хотели поехать в ГДР, поскольку были твердо убеждены, что таким образом не смогут потерять превосходные отношения с советскими учеными, так как именно в это время они познакомились с лучшими учеными Советского Союза.