Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - Май Шёвалль

– Да.

– Ну хорошо. А потом сделаем перерыв.

– Хорошо.

Они захлопнули дверцы и уехали.

Время приближалось к девяти; он сидел на скамейке и ждал.

Он заметил ее, едва она вошла в парк, и мгновенно понял, куда она пойдет. Это была толстая женщина среднего возраста, в плаще, с зонтиком и большой сумкой. Она выглядела многообещающе. Наверное, продавщица из какого-нибудь киоска. Он встал, надел плащ, пересек газон и присел на корточки за кустом. Она медленно и спокойно приближалась по дорожке, уже была почти перед ним – в пяти, возможно, десяти секундах ходьбы. Левой рукой он натянул платок на лицо до самых глаз и одновременно надел кастет на пальцы правой руки. Он находился уже менее чем в четырех метрах от нее. По мокрой траве он передвигался быстро и почти неслышно.

Уже скоро. Он находился приблизительно в метре от нее, когда она обернулась, обнаружила его, открыла рот и хотела закричать. Он не раздумывая, изо всех сил ударил ее в губы. Женщина уронила зонтик и опустилась на колени, но двумя руками по-прежнему сжимала сумку, словно это был грудной ребенок, которого она хочет защитить.

Он ударил ее еще раз, на этот раз в нос. Она упала на спину, поджав под себя ноги. Не раздалось ни единого звука. У нее обильно текла кровь, и, казалось, она без сознания, однако, несмотря на это, мужчина взял с дорожки горсть песка и сыпанул ей в глаза. В тот момент, когда он вырвал у нее сумку, ее голова упала набок, нижняя челюсть отвисла и у женщины началась рвота.

Кошелек, портмоне для мелочи, наручные часы. Он выбрал ее не зря.

Грабитель вышел из парка. Словно она держала грудного ребенка, подумал он. Каким прекрасным, чистым это могло быть. Чертова баба.

Через четверть часа он уже был дома. Было половина десятого вечера, девятое июня, пятница. Через двадцать минут начался дождь.

6

Дождь шел всю ночь, но в субботу утром снова появилось солнце и лишь время от времени пряталось за пушистыми белыми облачками, которые медленно плыли по ясному голубому небу. Было десятое июня, начиналось время летних отпусков, и уже в пятницу вечером из города выезжали длинные вереницы автомобилей, направляющиеся в загородные домики, купальни и кемпинги. В городе, однако, оставалось еще много людей, и они в эти субботу и воскресенье, когда поначалу погода казалась очень неустойчивой, должны будут примириться с суррогатом природы, который предлагают городские парки и плавательные бассейны.

Было четверть десятого, и у кассы «Купален Ванадис» уже стояла очередь. Со Свеавеген к холму, где находились бассейны, валили толпы стокгольмцев, жаждущих солнца и стремящихся к воде.

Фрейгатан переходили на красный свет две довольно дряхлые мужские фигуры. На одном из мужчин были джинсы и свитер, на другом – черные брюки и коричневый пиджачок, подозрительно вздувшийся на левой стороне груди. Они шли медленно и покрасневшими глазами щурились на солнце. Мужчина с объемистым предметом в нагрудном кармане споткнулся и едва не врезался в велосипедиста – моложавого джентльмена лет шестидесяти, в светло-сером спортивном костюме, с мокрыми плавками на багажнике. Велосипедист зашатался, и ему пришлось в конце концов остановиться и поставить ногу на землю.

– Дурак! – крикнул он и снова нажал на педали.

– Лысый старикашка! – сказал мужчина в пиджачке. – Спесивый интеллигентишка. Он ведь мог меня переехать. Мог сбить меня, и я бы, не дай бог, раскокал бутылку.

Он с оскорбленным видом остановился на тротуаре и при одной лишь мысли о том, как близок он был к ужасной катастрофе, вздрогнул и полез в нагрудный карман.

– Думаешь, он заплатил бы нам за эту бутылку? – продолжил он. – Куда там, ни за что. Наверняка лопает ветчину в роскошных апартаментах на Норр Меларстранд, а в домашнем баре у него полно шампанского, но заплатить за одну несчастную бутылку, которую он раскокал бедному человеку, ну уж нет, такому мерзавцу это даже и в голову не придет. Капиталистическая свинья!

– Так он ведь не разбил бутылку, – спокойно возразил другой.

Этот, другой, собутыльник был намного моложе. Он взял своего негодующего приятеля под руку и осторожно направил его в сторону парка. Они медленно подошли к подножию холма, однако не направились к бассейнам, как все остальные, а прошли мимо входа и свернули на узкую дорожку, ведущую от церкви Святого Стефана на вершину холма. Они с трудом, пыхтя карабкались по крутому склону, и приблизительно на полпути младший сказал:

– Иногда в траве за башней[108] я нахожу деньги. Наверное, иногда там кто-то играет в покер по вечерам. Может, нам удастся насобирать еще на одну бутылку, до того как закроются магазины…

Была суббота, а государственные магазины, торгующие спиртным, закрываются в субботу в час дня.

– Ага, еще чего. Вчера шел дождь.

– Да, – вздохнул младший.

Дорожка вела вдоль ограды бассейнов, и с другой стороны толпились раздетые люди. Некоторые загорели как негры, попадались и настоящие представители африканской расы, но большинство было бледнокожими после долгой зимы, во время которой им не удалось провести даже недели на Канарах.

– Эй, погоди, – сказал младший. – Давай поглядим на девиц.

Старший продолжил идти дальше и бросил через плечо:

– На фиг они тебе сдались. Идем, у меня жажда, как у верблюда.

Они потащились дальше – к водонапорной башне в самом высоком месте парка, а когда обошли это мрачное строение, то с облегчением вздохнули, увидев, что пространство за башней принадлежит им и только им. Старший опустился на траву, вытащил бутылку из кармана и начал отвинчивать пробку. Младший прошел немного дальше к склону и темно-красному забору перед ними и сказал:

– Эй, Йоке, давай лучше сядем здесь. На тот случай если кто-нибудь придет.

Йоке засопел, с трудом встал и с бутылкой в руке потащился за младшим; тот уже тем временем спускался по склону.

– Здесь классно, – сказал он, – возле этих кустов…

Внезапно он замолчал и наклонился.

– Боже мой! – хрипло прошептал он.

Йоке заглянул ему через плечо, увидел девочку на земле, отвернулся и начал блевать.

Она лежала под кустом, ветки наполовину закрывали нижнюю часть тела, а вытянутые ноги лежали на мокром песке. Лицо посиневшее, повернуто в сторону, рот открыт. Согнутую правую руку она закинула за голову, а левую руку вытянула вдоль туловища и повернула ладонью вверх.

Не очень длинные светлые волосы закрывали ей лицо. Она была босиком, в юбочке и хлопчатобумажной блузочке в поперечную полоску, которая выбилась из юбочки, так что был виден животик.

Ей было лет девять.

И