Второй пол - Симона де Бовуар

В «Доме в лесу Дормер» Мэри Уэбб также описывает ту пылкую радость, какую испытывает девушка, любуясь хорошо знакомым пейзажем:

Такие не похожие друг на друга женщины, как Эмили Бронте и Анна де Ноай, переживали в юности, да и не только в юности, подобные порывы.

Приведенные отрывки хорошо показывают, какую опору находит девушка в полях и лесах. В родительском доме царят мать, законы, обычаи, привычки, и она хочет вырваться из прошлого; ей хочется самой стать независимым субъектом; но в обществе она получает права взрослой, лишь став женщиной, за свободу она должна заплатить самоотречением; а среди растений и животных она остается человеком; она избавлена и от семьи, и от мужчин, она – субъект, свобода. В таинственности лесов она видит отражение своей одинокой души, а в широких просторах равнин – явленный образ своей трансценденции: она сама – бескрайняя песчаная равнина, взметнувшаяся к небу вершина. Видя уходящие в неизвестность дороги, она верит, что ничто не помешает ей пойти по ним и когда-нибудь она по ним пойдет. С вершины холма она обозревает все дарованные ей, лежащие у ее ног богатства мира; любуясь струящейся водой или переливающимся светом, она предчувствует еще неведомые ей радости, огорчения, восторги; в ряби на озере, в солнечных бликах она смутно видит залог собственных будущих переживаний. Запахи и краски говорят на таинственном языке, но одно слово звучит в нем с победной ясностью, это слово – «жизнь». Существование уже не какой-то абстрактный удел, вехи которой отмечены записями в мэрии, существование – это будущее и великолепие плоти. Девушка перестает ощущать свое тело как постыдный изъян, а в своих желаниях, которые материнский взгляд заставляет загонять далеко вглубь, она все больше узнает те соки, что поднимаются по стволам деревьев. Она больше не чувствует себя проклятой и открыто заявляет о своем родстве с листвой и цветами; сминая головку цветка, она осознает, что однажды в ее руке будет трепетать живая добыча. Плоть больше не воспринимается как грязь; это красота и радость. Растворившись в небе, слившись с равниной, девушка превращается в чуть заметное дуновение, оживляющее и воспламеняющее мир, в веточку вереска; она – и индивид, укорененный в земле, и бесконечное сознание, она – и дух, и жизнь; она так же торжествующе вездесуща, как сама земля.

Иногда девушка ищет по ту сторону Природы более отдаленную и более ослепительную реальность; она готова раствориться в мистическом экстазе. Во времена, когда религия играла важную роль в жизни общества, многие девушки спасались от душевной пустоты обращением к Богу; на Екатерину Сиенскую и Терезу Авильскую[328] очень рано снизошло Божественное откровение. Жанна д’Арк была юной девушкой. В другие времена высшей целью возвышенных порывов становится благо человечества; тогда мистическое воодушевление воплощается в конкретные проекты, но огонь, который пылает всю жизнь в душах таких женщин, как г-жа Ролан или Роза Люксембург, загорается также и из-за тяги юного существа к абсолюту. В покорности, самоотречении, в самом глубоком отказе от своей индивидуальности девушка может черпать величайшую отвагу. Иногда это приводит ее к поэзии, но может привести и к героизму. Один из способов, с помощью которого женщина может преодолеть свое униженное положение в обществе, заключается в том, чтобы раздвинуть его горизонты.

Богатство и сила натуры, благоприятные обстоятельства иногда позволяют женщинам сохранить, став взрослыми, страстные замыслы, родившиеся в юности. Но это бывает очень редко. Не случайно героини Джордж Элиот и Маргарет Кеннеди – Мэгги Тулливер и Тесса – умирают молодыми. Сестры Бронте также прожили горькую жизнь. Девушка патетична, потому что восстает против мира, несмотря на свою слабость и одиночество; но мир слишком могуществен, и если она упорствует в его отрицании, то неизбежно ломает свою судьбу. Белль ван Зёйлен, поражавшая всю Европу язвительной силой и оригинальностью ума, внушала страх всем своим возлюбленным: из-за ее категорического нежелания считаться с обстоятельствами она долгие годы не могла выйти замуж и тяготилась этим; ведь, по ее мнению, выражение «мученица и девственница» – это плеоназм. Но такое упорство встречается редко. Большинство девушек понимают, что вступили в неравный бой, и в конце концов уступают. «Все вы умираете в пятнадцать лет», – пишет Дидро Софи Воллан. Когда же, как это бывает чаще всего, бой – это лишь символический мятеж, поражение неминуемо. Требовательная в воображении, полная надежд, но пассивная девушка вызывает у взрослых снисходительную улыбку, они знают, что она смирится со своим уделом. Действительно, непослушная и странная девочка по прошествии двух лет становится рассудительной, забывает о своем протесте против уготованной ей женской участи. Именно такую судьбу предсказывает Колетт своей Винке, то же происходит с героинями ранних романов Мориака. Кризис отрочества – это нечто вроде «работы», напоминающей ту, которую доктор Лагаш называет «работой скорби». Девушка постепенно хоронит свое детство, хоронит независимого и властного индивида, каким когда-то была, и покорно вступает во взрослую жизнь.