Естественный отбор - Александр Звягинцев

Алексеев прикрыл ладонью его глаза и сложил крестом на груди руки.

В дорожной пыли он подобрал выпавшие из кармана гимнастерки Владко кипарисовые четки и карманное Евангелие на церковно-славянском языке…

В Киев решили добираться чартерным рейсом из Калуги втроем — Скиф, Лопа и Засечный, взяли еще Волка. Разумеется, без оружия, без топографической карты или даже легкого туристического снаряжения.

Старый, облезлый «Ан-24» вылетал из Воронежа, а в Калуге делал промежуточную посадку. Это почему-то развеселило Засечного:

— Москва — Воронеж, хрен догонишь, а догонишь — хрен возьмешь!.. Пустячок, а приятно… обнадеживает.

— Ты еще влезь в этот самолет, — забеспокоился Лопа, высматривая Скифа, ушедшего с Волком за билетами.

— Я-то колобком закачусь, а тебя придется пополам складывать, — хохотнул Засечный и отметил боковым зрением подкативший гаишный «жигуль» со знакомым капитаном за рулем, заставившим его на въезде в Калугу раскошелиться цыганятам за мойку «Мерседеса».

Капитан кивнул ему как старому знакомому и полез под капот устранять какую-то неисправность.

— «Хвостом», что ли, нашим работает? — кивнул на него Засечный. — На въезде в Калугу встречал и провожает с какого-то хрена…

— Ни, то не бандюк, — присмотрелся к капитану Лопа. — Мент приехал на ментовской тачке подкалымить на молочишко детишкам.

Засечный пожал плечами.

— Твоими устами, Лопа, мед бы пить, — проворчал он. Скоро вернулся Скиф с билетами. Не успел он присесть, как в его сумке раздался телефонный звонок.

Полковник Чугуев, демонстрируя озабоченность органов безопасности ситуацией, беспокоил их своими дурацкими бессодержательными сообщениями и настойчиво советовал из Москвы никуда не выезжать. Жаловался, что слышимость плохая.

— Атмосферные помехи, — объяснял ему Скиф, стараясь играть в его игру.

— Какие помехи, если распогодилось? — проверял Чугуев. В Москве, очевидно, было уже солнечно.

— Я не физик и не метеоролог, Гена. Говорю как на духу.

Пока не завертелись пропеллеры, Скиф несколько раз звонил Ворону. Дед шамкал что-то невнятное и рассказывал про Баксика.

— Такой шустрый малый, только я собрался орхидеи подкормить… гляжу, а там все взрыхлено так, что ни один корешок не поврежден.

Скиф про себя отметил, что дед уже заметно приближался к старческому маразму со своей тропической оранжереей.

В салоне не набралось бы и десятка пассажиров. В основном это были деловые люди и коммивояжеры. Все держались настолько солидно, что казаковатая компания на их фоне выглядела достаточно экзотично. Проводница с опаской приглядывалась к не в меру раскованным пассажирам, которые не оставили деревенской или же чисто армейской привычки говорить в полный голос. Особенно ей не нравился большущий серый пес, который хоть и в наморднике, и с билетом, но все же слишком напоминал лесного зверя.

— Девушка, — окликнул Засечный стюардессу, — когда нам кушать принесут?

— В Киеве рестораны открыты круглосуточно.

— А если я до Киева похудею?

— Напишете об этом брошюру и прославитесь. Лопа тоже не выдержал и крикнул:

— Принесите хоть пустой поднос, свои харчи есть.

— Нечего нам тараканов разводить, — огрызнулась стюардесса, но принесла Засечному и Лопе по подносу.

Лопа нарезал сала и разлил по стаканчикам козельскую самогонку. Сало так заманчиво пахло, что даже стюардесса не отказалась от щедрого угощения и прихватила еще пару бутербродов летчикам.

* * *

Киев встретил их озабоченной беготней прохожих и звонкой лаянкой в магазинах на всех языках мира. Но все же город, как и прежде, в большинстве своем продолжал говорить на русском. Добравшись до железнодорожного вокзала, Скиф накупил там с десяток туристических карт, однако только на одной из них нашел крохотную точку — Белокоровичи, бывший стратегический объект Вооруженных Сил Советского Союза.

— Куда ты рвешься? — остужал его пыл Засечный. — В декабре в лесу темно уже в четыре часа дня. Черт еще мерил дорогу до этой деревни. А местные хохлы заложат тебя за полчаса своему участковому, будешь потом рассказывать, что ты в Чернобыльскую зону на зимнюю рыбалку собрался.

Из гостиницы «Братислава» позвонили Ворону.

— Слышь, дед, тут ни в одну гостиницу с собакой не пускают. Вот порядочки, — пожаловался в трубку Засечный. — Только в одном месте, в «Братиславе», и согласились нас взять на постой. Да и то только с разрешения директора гостиницы. Хоть и болгарин этот директор, но хороший человек. Христо Роглевым зовут его.

— Киньте вы этого пса.

— Нет, дед, мы тут с Христо покорешились, так он псу отдельный номер выделил.

— Ну дай бог ему здоровья. Но в гостинице не задерживайтесь. Мои знакомцы вывели меня на одну информационную фирму, которая радиолюбителей обслуживает строго конфиденциально и за великие гроши. Они посадили все переговоры Мучника по вертушке на магнитофон. Заодно согласились послушать и Гену. Ну, ты понял какого… Того, что из органов. Ждите моего звонка. Я думал, вы вернетесь в Москву из Калуги и мы все по-человечески обсудим. Всем за сорок, а ума — сена ворох… Я вам скоро позвоню и дам адреса. Ночь в гостинице перекантуйтесь, а утром сваливайте.

Ворон обещал позвонить через полчаса и обещание сдержал. Дал несколько адресов своих лагерных дружков.

— Держи в узде Засечного, когда с моими корешами разговаривать будет, — сказал он Скифу.

— Его удержишь.

— Главное — к телкам пахановским не клейтесь и не пейте, как насосы.

— Мы в Киеве в бойскауты записались, — сказал Скиф. — Украинским бойскаутам пить не положено.

— А теперь слушай главную новость. Мучнику было уже несколько звонков от похитителей. Два из Киева, три из Житомира. В Фастове мои киевские кореша чуть не схлестнулись с какими-то московскими гастролерами, у которых в машине спали маленькая пацанка и взрослая баба. К утру мальчики Сидора Тихого вам нужную информацию, уверен, еще подкинут. Не верь бабкам-гадалкам, а прислушивайся к местной блатоте, те на земле обеими ногами стоят, а не в облаках летают.

После такого инструктажа на душе повеселело.

На следующий день горе-рейнджеры, сменив Дарницу на Подол, устроились на квартире, больше напоминавшей притон. Хозяин в одной майке и трусах по колено щеголял своими живописными наколками по всему телу. Веселые ребятишки окружали Сидора Тихого. Пили, как в прорву, но больше подливали гостям.

Засечный только отдувался и вытирал губы. Сразу было видно, что тут его больше всего уважали за шрам. Скифа же единодушно принимали за кавказца. Каждый норовил рассказать, какие великие проекты они проворачивали на Кавказе и какие Леваны и Гиви их брали в долю. Скиф не стал их разубеждать.