Ниточка к сердцу - Эрик Фрэнк Рассел

Даверд не стал ни подтверждать, ни отрицать слова Лиминга.

– В настоящее время ты – единственный землянин, находящийся в плену на этой планете. Зангаста считает, что ты заслуживаешь пощады.

– Как это понимать?

– Зангаста решил отпустить тебя с посланием к Федерации. Твоя задача – убедить Федерацию принять наши планы. Если не сумеешь – двести тысяч пленных будут обречены на дальнейшие страдания.

– За что Федерация может вам отомстить, – напомнил Лиминг.

– Они не узнают. Здесь больше нет ни землян, ни Юстасов, чтобы тайно предупредить силы Федерации. Землян мы держим в другом месте. Чтобы действовать, надо знать, куда направлять свои действия. А Федерация об этом даже не догадывается.

– Вы правы, – согласился Лиминг. – Чтобы действовать, надо знать, куда направлять свои действия.

Лиминг вылетел на легком истребителе, экипаж которого состоял из десяти лучших воинов личного батальона Зангасты. Их путь лежал к одной из небольших планет вблизи зоны боевых действий. Планета являлась латианским форпостом, но могущественных и самоуверенных латианцев ничуть не интересовали дела и планы их более слабых союзников. Экипаж Зангасты заявил, что им необходимо поменять изоляцию сопел. Пока длился этот вымышленный ремонт, Лиминга посадили в одноместный латианский корабль-разведчик. Воины Зангасты пожелали ему удачи и…

Сбылось то, о чем он мечтал в каменном мешке камеры. Он был свободен, он летел к своим. Однако теперь Лиминга подстерегали трудности иного свойства. Никогда еще ему не было так худо при старте. Кресло пилота, сделанное в расчете на латианца, совершенно не годилось землянину. Вскоре у Лиминга заломило спину. Все приборы и рычаги управления размещались совсем не так и совсем не там, где он привык. Корабль был мощным и быстроходным, но кардинально отличался от кораблей, на которых ему доводилось летать. Лиминг сам толком не знал, как ему удалось приноровиться к управлению.

Но на этом его страхи не кончились. Корабль Лиминга все еще находился в том секторе Вселенной, где Федерация имела достаточно густую сеть станций слежения. Можно было нарваться и на патрульный отряд.

Лиминг летел прямо к Земле. Он спал урывками, ненадолго проваливаясь в забытье и тут же снова просыпаясь. Он не доверял соплам двигателя, хотя они были в три раза прочнее тех, с которыми он залетел в гости к чешуйчатым. Лиминг не доверял автопилоту, поскольку так и не разобрался в чужой конструкции. По тем же причинам он не доверял всему кораблю. Вдобавок он не доверял союзническим силам, поскольку они имели обыкновение сначала стрелять и только потом задавать вопросы.

Когда он опустился, на этой стороне Земли была ночь. Лимингу удалось сесть в паре миль к западу от основного космопорта.

Городок, куда он вскоре добрался пешком, назывался Уобаш[9]. Ярко светила луна. Лиминг подошел к знакомым воротам и услышал окрик часового:

– Стой! Кто идет?

– Лейтенант Лиминг и Юстас Фенакертибан.

– Проходите. Сейчас вы будете идентифицированы.

Лиминг шагнул вперед. Будете идентифицированы, подумал он и усмехнулся. Какой идиотизм. Этот часовой ни разу его не видел и вряд ли сумеет отличить Джона Лиминга от Микки-Мауса.

Лиминг ступил в круг яркого света, распространяемого прожектором. Из ближайшего здания появился некто с тремя нашивками на рукаве. В руках у заспанного сержанта был сканер, от которого тянулся черный кабель. Сержант провел сканером по всем частям тела Лиминга, с особым усердием идентифицируя лицо.

– Отведи его в штаб разведки, – послышался голос из невидимого динамика.

Лиминг двинулся вслед за сержантом.

– Эй, а где второй парень? – крикнул вдогонку насторожившийся часовой.

– Какой еще парень? – спросил, оборачиваясь, сержант.

– Да он просто чокнулся на посту, – подмигнул сержанту Лиминг.

– Вы называли мне два имени, – упирался воинственно настроенный часовой.

– Если ты вежливо попросишь сержанта, он назовет тебе еще два, – пообещал Лиминг. – Правда, сержант?

– Отстань. Нам некогда, – равнодушно бросил часовому сержант.

Вскоре Лиминг переступил порог штаба разведки. Дежурным офицером в ту ночь был полковник Фармер. Лимингу уже не раз доводилось встречаться с этим напыщенным, любящим покрасоваться типом. Фармер недоверчиво уставился на прибывшего:

– Ну?

Свое «ну» он повторил раз семь, не меньше.

– Чем вызван отказ обменивать пленных землян из расчета два к одному? – без обиняков выпалил Лиминг.

– Вы уже знаете? – оторопел Фармер.

– А стал бы я спрашивать, если бы не знал?

– Разумеется. Но почему мы должны соглашаться? Они что, издеваются над нами или считают полными кретинами?

Лиминг уперся руками в стол и сказал:

– Нам обязательно нужно согласиться, но при одном условии.

– Что это за условие?

– Они должны заключить такое же соглашение с латианцами. Два пленных Федерации в обмен на одного латианца и его Дрожалку.

– Как вы сказали?

– Дрожалку. Латианцы охотно согласятся. Они ведь орут по всей Вселенной, что один латианец стоит двух воинов любой другой расы. Они настолько горды собой, что не посмеют отказаться. Наоборот, примутся трезвонить: смотрите, даже враги признали наше превосходство!

– Но… – начал ошеломленный Фармер.

– Никаких «но». Их союзники тоже согласятся на такой обмен. У тех свои причины, однако нас это не касается. Вас устраивает соотношение? Два пленных Федерации в обмен на одного латианца и его Дрожалку.

– Потрудитесь наконец объяснить, что такое дрожалка! – выпятив брюхо, рявкнул Фармер.

– Нет ничего проще, – заверил его Лиминг. – Спросите у своего Юстаса. Он вам все объяснит.

Обеспокоенный Фармер моментально сменил тон и со всей мягкостью, на какую только был способен, сказал:

– Вы числились в списке пропавших без вести. По правде сказать, мы считали вас погибшим.

– Я чуть не погиб при вынужденной посадке, но пронесло. Зато прямиком угодил в тюрьму. У них там целая планета отведена под тюрьмы.

– Понимаю, понимаю, – сладким голосом твердил Фармер, делая успокаивающие жесты. – И как вам удалось оттуда выбраться?

– Фармер, я никогда не был вруном. Но меня спасла наглая ложь. И еще – нитонисей.

– Простите, я что-то не понял.

– Тут нечего понимать. Главное, они выпустили меня. И не просто выпустили. Когда я улетал, десять фаплапов стояли, взяв под козырек.