Распутин. Вера, власть и закат Романовых - Дуглас Смит

По взгляду Распутина Тэффи показалось, что он догадывается, что они журналисты. Она почувствовала себя неловко и решила уйти. Гости перешли в столовую. Подали уху и белое вино. Распутину подали первому. Все подняли бокалы, начали произносить вежливые тосты. Измайлов писал: «Сразу он стал оживлен, прост, весел, глаза засмеялись и заблестели. Большие мужицкие грубые руки немножко нервно похватывали то и дело плечи, словно бы ему было холодно. Позы и величанья в нем не было вовсе, – он был просто сам собой, дикарем, которому весело, и весь повернулся к интересной соседке, с которой его предусмотрительно посадили, очень искренно отмахиваясь от потчевателей, поминутно появлявшихся за его спиной».

Соседкой Распутина была Тэффи, не очень юная, но довольно симпатичная. Филиппову казалось, что ей лучше всех удастся его разговорить. С другой стороны сидел Розанов. Он шептал ей на ухо, чтобы она перевела разговор на «эротические темы»: «Тут он будет интересен, тут надо его послушать. Это может выйти любопытнейший разговор». Вошел Филиппов, наполнил бокалы и предложил закуски. На дальнем конце стола устроились музыканты. «Гриша любил иногда поплясать, и именно под их музыку. Эти музыканты и у Юсупова играют. Очень хорошие музыканты. Оригинальные», – объяснил гостям хозяин. Тэффи заметила, что Распутин стал пить много и быстро. «Ты чего же это не пьешь-то? Ты пей. Бог простит. Ты пей», – обратился он к Тэффи. Она ответила, что не любит вина, но Распутин продолжал настаивать, даже заставлять ее выпить. Любопытный Розанов наклонился и спросил, что говорит Распутин. Он хотел, чтобы Тэффи уговорила его говорить громче, чтобы его было слышно. Когда Тэффи ответила, что в этих словах нет ничего интересного, возбужденный Розанов прошептал: «А вы наводите его на эротику. Господи! Да неужели не умеете повести нить разговора?»

Тэффи снова повернулась к Распутину.

Тэффи по-прежнему не поддавалась его влиянию. Фрейлина Е. уже рассказала ей об этом методе. Тэффи просто подняла брови и спокойно ему улыбнулась. Распутин замолчал и отвернулся, обиженный и сердитый. Но потом он снова повернулся к ней: «Вот, ты смеешься, а глаза-то у тебя какие – знаешь? Глаза-то у тебя печальные. Слушай, ты мне скажи – мучает он тебя очень? Ну, чего молчишь?.. Э-эх, все мы слезку любим, женскую-то слезку. Понимаешь? Я все знаю». Тэффи громко спросила, что именно он знает, надеясь, что Распутин ответит так же громко, и Розанов сможет расслышать разговор. Но Распутин продолжал почти шепотом: «Как человек человека от любви мучает. И как это надо, мучить-то, все знаю. А вот твоей муки не хочу. Понимаешь?» Раздраженный Розанов зашептал Тэффи на ухо: «Ничего не слышно!» Распутин продолжал: «Вот когда ты придешь ко мне, я тебе много расскажу, чего ты и не знала». Тэффи ответила, что не придет. Она снова вспомнила фрейлину Е. и то, как Распутин заманивал ее к себе. Уступать она не собиралась, но Распутин не отступал и утверждал, что она обязательно придет5.

Гости поднимали бокалы, произносили тосты, а потом Распутин вытащил свои напечатанные стихи. Тэффи назвала их «стихами в прозе в стиле “Песни песней”, туманно-любовными». Позже она могла припомнить одну лишь фразу: «Прекрасны и высоки горы. Но любовь моя выше и прекраснее их, потому что любовь есть Бог». Она сказала Распутину, что стихи ей понравились. Ему явно было приятно. На листке бумаги он написал стихотворение для нее и подписал. Распутин велел хранить этот листочек, и она сохранила – взяла его с собой, когда уезжала в Париж. Розанов сохранил один из стихов Распутина «О любви»:

«Да он – второй Кнут Гамсун!» – воскликнула одна из женщин, на что другая ответила ей: «Или Рабиндранат Тагор!»[22] Измайлов заметил, что похвала обрадовала Распутина, как ребенка.

Распутин флиртовал с Тэффи весь вечер. В какой-то момент он положил руку ей на кисть и снял кольцо. Он начал дразнить ее, говоря, что не вернет кольцо, если она не придет к нему завтра. Тэффи это стало раздражать. Она велела отдать кольцо, потому что все равно не придет, что бы он у нее ни забрал.

Тут в комнату вошел встревоженный Филиппов и сказал Распутину, что ему звонят из Царского Села. Распутин вышел. Пока все дожидались его возвращения, Розанов раздавал указания. Ему особенно хотелось, чтобы Распутин рассказал о ритуалах хлыстов, радениях. Но Распутин к столу не вернулся, а уехал во дворец. Но перед отъездом он сказал Филиппову: «Ты ее не отпускай. Пусть она меня ждет. Я вернусь». Но Тэффи и все остальные разошлись сразу же, как только Распутин уехал.

Тэффи рассказала друзьям о странном вечере. Все были очень заинтересованы и засыпали ее вопросами. То, что Распутин Тэффи совсем не понравился, всех встревожило. Ей советовали быть осторожнее, говорили, насколько он влиятелен и значим, как опасно его раздражать7.

На следующий день кто-то (скорее всего, Мануйлов) описал вечеринку в «Петроградском курьере». В статье – «Гр. Распутин среди журналистов» – были перечислены присутствовавшие и довольно позитивно, хотя во многом ошибочно, описано все произошедшее8. Анатолий Каменский использовал собранный материал для новой пьесы «Может быть, завтра». Премьера должна была состояться 8 декабря 1915 года в петроградском театре Яровской, но спектакль был запрещен по приказу товарища министра внутренних дел Степана Белецкого, который узнал о нем от раздраженного Распутина. Текст был изменен (главный герой из русского превратился в шведа), и пьесу разрешили, но публика отлично понимала, кто именно является героем спектакля. Со временем пьесу все же запретили в России – по-видимому, по настоянию Распутина и Вырубовой9.

В ночь с 10 на 11 апреля агенты петроградской охранки обыскали квартиру Филиппова, конфисковали письма и фотографии и допросили хозяина о том, что происходило во время устроенного им ужина. Филиппов признал, что устроил ужин, но заявил, что ничего незаконного или аморального не было, что он – верноподданный императора10. Причины обыска неясны, хотя, как отмечено в донесении о происшествии, охранку более всего интересовала «грамофонная запись, сделанная на “диктафон”, рассказа Григория РАСПУТИНА-НОВЫХ о том, как он посещает и как его принимают при ИМПЕРАТОРСКОМ дворе». Никаких записей найдено не было, и охранка в конце концов отпустила Филиппова11.