Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - Джордан Белфорт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец он об этом заговорил.
– Знаешь, это полный отстой, что я живу в Калифорнии, а Надин – в Нью-Йорке, – устало произнес он. – Прикинь, влюбиться в женщину, которая живет за три тысячи миль!
Вот оно: кот был выпущен из мешка.
Тут была серьезная проблема – и мы оба это знали, – и дело было не собственно в переезде. Либо ему нужно было перебираться сюда, либо она могла решить поехать туда. И, зная адвоката Герцогини, этого жирного ублюдка Доминика Барбару, с его неприлично толстыми губами и склонностью выставлять свою еще более толстую задницу в центр всеобщего внимания, я был уверен, что он использует мои непростые отношения с законом как козырь.
Джон был не дурак; заметив мою реакцию, он тут же добавил, что Надин ни за что не станет ничего предпринимать у меня за спиной. Она знает, какие близкие отношения у меня с детьми, и всегда говорит, что я хороший отец. На этом мы оставили тему, хотя, я думаю, оба понимали, что когда-нибудь этот вопрос снова возникнет во всем своем безобразии.
А моя прекрасная Мисс КГБ – как она вписывалась во всю эту картину?
Глядя на нее с Картером, объединенных любовью к мутированному бандикуту, я надеялся, что она сможет стать тем, что нужно. Возможно, она научится любить моих детей, возможно, и я научусь любить ее так, как когда-то любил Герцогиню, а когда-то – Дениз. Ведь, по правде сказать, я ощущал то же отсутствие полного контакта в наших с ней отношениях, которое я замечал между нею и моими детьми.
Может, со временем пропасть между нашими культурами станет нашей главной силой. В конце концов, у американцев ведь тоже есть собственная великая душа. Если верить Достоевскому, то сущность великой русской души состояла в постоянной и неисчерпаемой необходимости страдать, а сущность великой американской души ваш покорный слуга формулировал так: зачем вообще нам страдать, если наши отцы и деды уже пострадали за нас? Ну разве я с Мисс КГБ не мог бы объединиться в одну совершенную душу? Смесь американского оптимизма с русским фатализмом могла бы породить совершенство.
В любом случае у нас в запасе было несколько лет для сооружения моста через пропасть. Новое тысячелетие наступало – уже через восемьдесят дней, и после его наступления пройдет еще три-четыре года до того, как мне вынесут приговор.
Зазвонил телефон.
– Blyad! – прошипела Мисс КГБ. – Возьми, пожалуйста, трубку! Это отвлекают меня от игры.
Картер повернулся ко мне и кивнул.
– Это отвлекают ее от игры.
– Отвлекает, – сказал я Картеру, опасаясь дурного влияния мисс КГБ на правильность его речи. Я дотянулся до телефона на боковом столике и взял трубку. – Алло?
– Это твой адвокат, – проговорил Магнум, звуча в до-миноре. – Как дела?
– Все хорошо, – автоматически ответил я и тут же осознал, что все и в самом деле хорошо. «Да, – подумал я, – впервые за долгое время я близок к состоянию счастья».
– Есть новости? – спросил я.
– Сегодня был отмечен всплеск активности в офисе федерального прокурора.
Я почувствовал, как похолодело сердце.
– Правда? А по какому поводу?
– Ты знаком с помощником федерального прокурора по имени Дэн Алонсо?
– Нет, – быстро ответил я. – А что?
– Ну, это твой новый помощник, – ответил Магнум. – Он звонил мне и Нику утром, чтобы ввести в курс дела. Джоэл уходит на следующей неделе, и твоим делом теперь будет заниматься Алонсо.
Я скрестил пальцы:
– Ну и как он? Славный малый или придурок?
– Ну-у-у-у… – протянул Магнум, – по шкале от одного до десяти, где придурок – один, а славный малый – десять, думаю, Алонсо попадает между десятью и одиннадцатью.
– Неужели! – воскликнул я.
– Ш-ш-ш! – зашипела Мисс КГБ. – Я не могу сосредоточиться!
Картер поднял голову и приложил палец к губам. Потом опять повернулся к экрану. Усмехнувшись, я сказал в трубку:
– Он что, правда, так хорош?
– Да, – ответил Магнум, – правда. Он суровый, справедливый, очень умный, прекрасный адвокат, и, кроме того, у него доброе сердце. Я уже начал обсуждать вопрос о снятии с тебя части обвинений за препятствование правосудию, и он готов поговорить об этом. Но сначала он хочет с тобой встретиться. А потом можно будет защищать дело в суде. Думаю, у нас здесь очень неплохое положение.
Я почувствовал огромное облегчение.
– Да, Грэг, это прекрасная новость, правда, прекрасная.
– Так и есть, – согласился он. – Да, но есть другой вопрос. Сегодня утром был странный звонок от Джоэла Коэна. Он что-то говорил про Атлантик-Сити, где ты будто бы был несколько месяцев назад и отказывался назвать себя. Намекал, что ты пытался отмывать деньги или что-то в этом роде. Но ведь это все неправда?
У меня тут же пересохли губы, а желудок стал подсказывать ответы быстрее, чем их успевал осмыслить мозг.
– Конечно, нет! – затрещал я. – Это все полная хрень! Я и не собирался никакие деньги отмывать! Вообще говоря, меня просто не так поняли!
– Так ты там был? – спросил Магнум после паузы, явно в крайнем изумлении.
Я уже знал, к чему все это приведет.
В конце концов я смогу доказать, что попытки отмывания денег не было, а вот доказать, что я не нарушал ограничений по освобождению под залог, не выйдет. Я ведь уехал из Нью-Йорка без разрешения.
– Ну да, был, – тихо сказал я. – Подожди секунду, я перейду в другую комнату.
Выходя из комнаты с телевизором, я быстро взглянул на невинное лицо моего сына. Сразу после рождения у Картера были проблемы, но вырос он сильным мальчиком. Тяжелая волна печали окатила меня. Я чувствовал, что подвел его.
Войдя в хозяйскую спальню, я взял трубку с телефона будущего, присел на край кровати и продолжил рассказывать историю своему адвокату – все грязные подробности, начиная с соблазнительной малолетки Кайли и заканчивая каменным лицом женщины за кассой, которая отказалась вернуть мне мои деньги. А потом я спросил:
– Они ведь не откажутся от моего сотрудничества из-за этого, а?
– Нет, – быстро ответил Магнум, – нет, если ты говоришь мне правду.
Стараясь не паниковать, я глубоко вдохнул и медленно выдохнул. А потом начал наседать на своего адвоката, клянясь всем, чем только можно, что на этот раз говорю чистую правду. Сначала я поклялся своими детьми, потом поклялся своими еще не рожденными детьми, а потом, для убедительности, и детьми Магнума.
Наконец он сказал:
– Ладно, ладно! Я тебе верю! Я верю тебе! Хватит меня убеждать. Дьявольщина! Но ты же понимаешь, что в любом случае нам теперь придется поработать над смягчением последствий. Какие у тебя отношения с инспектором по досудебной работе?