Глаз тигра. Не буди дьявола - Уилбур Смит

поднялись на палубу, лица их блестели от пота, глаза щурились от ослепительных лучей солнца. Мохаммед за пятнадцать секунд растолковал им всю остроту ситуации, еще несколько секунд, парализованные страхом, они стояли неподвижно, а потом разбежались по своим местам. Четверо пытались поднять якорь, но все без толку: служивший якорем огромный кусок коралла, видно, засосало в вязкий ил. Себастьян раздраженно оттолкнул их и взмахом ножа перерезал канат.

Команде с энтузиазмом бросились помогать носильщики и стрелки Флинна, сообща они подняли наконец выцветший и заплатанный парус. Ветер подхватил и раздул его. Палуба слегка наклонилась, и двое арабов помчались к штурвалу. Под носовой частью послышалось негромкое журчание разрезаемой воды, а от кормы протянулся широкий маслянистый след. Арабы с носильщиками, столпившись на носу, наперебой указывали направление движения штурвальным, и дряхлое суденышко устремилось вниз по течению в сторону моря.

Себастьян вернулся к Флинну и увидел, что возле него на корточках сидит встревоженный старина Мохаммед, наблюдая, как Флинн пьет из квадратной бутылки. Четверть содержимого уже успела перекочевать в его желудок.

Флинн опустил бутылку, открыл рот и глубоко вздохнул.

– Пьется ну прямо как мед, – выдохнул он.

– Ну-ка давай посмотрим твою ногу, – сказал Себастьян и переступил через голого, заляпанного грязью Флинна. – Черт подери, ну и дела! Мохаммед, быстро тащи сюда тазик с водой. И поищи чистых тряпок.

10

К вечеру ветерок набрал силы и даже поднял в значительно расширившихся протоках дельты волнение. Весь прошедший день суденышко боролось с поднимающейся приливной волной, но теперь начался отлив, и пробиваться к морю стало значительно легче.

– Если повезет, – сказал Себастьян, сидя под кормовой надстройкой возле завернутого в одеяло Флинна, – до заката выйдем в море.

Флинн в ответ лишь что-то проворчал. Боль совсем измотала его, а кроме того, он был пьян.

– Если не получится, придется на ночь где-нибудь пришвартоваться. В темноте плыть здесь рискованно.

Ответа от Флинна он не дождался, тогда и сам решил помолчать.

Кроме журчания разрезаемой носом воды и заунывного пения штурвального, ничто больше не нарушало окутавшей судно ленивой тишины. Большая часть корабельной команды и оруженосцев спали без задних ног, выбрав себе уютные местечки на палубе, и только двое потихоньку возились на корабельной кухне, готовя ужин.

Тяжелые испарения болот смешивались с нездоровой вонью, поднимающейся из трюма, куда сложили зеленоватую слоновую кость. Казалось, этот запах действует как наркотик, усиливая чувство усталости и апатии, охватившее Себастьяна. Голова его свесилась на грудь, руки отпустили лежащую на коленях винтовку. Он тоже уснул.

Его разбудили возбужденные голоса команды; Мохаммед тревожно потряс его за плечо. Себастьян вскочил на ноги и мутным со сна взглядом огляделся вокруг:

– В чем дело? Мохаммед, что случилось?

Вместо ответа Мохаммед прикрикнул на матросов, заставил их замолчать и повернулся к Себастьяну:

– Слушай, господин.

Себастьян стряхнул с себя остатки сна и прислушался.

– Ничего такого не слышу… – начал было он, но тут же неуверенно замолчал.

В вечерней тишине отчетливо было слышно отдаленное, негромкое и ритмическое пыхтение, словно где-то вдалеке шел поезд.

– Да, теперь, кажется, слышу, – все еще неуверенно проговорил он. – Что это?

– Это катер, ту-ту, и он идет к нам.

Себастьян изумленно уставился на него, все еще не вполне понимая, в чем дело.

– Аллеман. Германец, – пояснил Мохаммед, возбужденно размахивая руками. – Они идут за нами. Гонятся. Скоро догонят. Они…

Он обеими ладонями схватил себя за шею и округлил глаза. А язык высунул сбоку.

Вся свита Флинна толпой окружила Себастьяна, и, глядя на живую картинку, показанную Мохаммедом, они снова испуганно и дружно что-то залопотали. Все глаза были устремлены на Себастьяна, ожидая его указаний, но он в замешательстве сам не знал, что делать. Себастьян невольно обернулся к Флинну. Тот лежал на спине, из открытого рта его вырывался мощный храп. Себастьян быстро опустился перед ним на колени.

– Флинн! Эй, Флинн! – позвал он.

Флинн открыл глаза, но смотрел он куда-то мимо Себастьяна.

– Флинн! За нами идут немцы!

– Кэмпбеллы идут! Ура! Ура![25] – пробормотал Флинн.

И тут же закрыл глаза. Обычно красное, лицо его сейчас побагровело – у него был сильный жар.

– Что я должен делать? – взмолился Себастьян.

– Пей! – заплетающимся языком посоветовал Флинн, не открывая глаз. – Не сомневайся! Пей!

– Прошу тебя, Флинн… Объясни, расскажи, что мне делать.

– Рассказать? – переспросил в бреду Флинн. – Сейчас… слышал такую байку, про верблюда и проповедника?

Себастьян вскочил на ноги и дико осмотрелся вокруг. Солнце стояло уже низко, до ночи оставалось не более двух часов. «Ах, если бы можно было как-то задержать их до темноты», – подумал он.

– Мохаммед, – приказал он вслух. – Поставь надежных ребят с оружием на корму.

Мохаммед мгновенно уловил новую жесткость в голосе Себастьяна, повернулся к окружающей их толпе и продублировал приказ.

Десять стрелков рассыпались по палубе, подбирая свое оружие, и быстро собрались на кормовой надстройке. Себастьян последовал за ними, с тревогой вглядываясь в даль протоки. Видно было только на две тысячи ярдов до поворота, и пока протока была пуста, хотя он уже не сомневался в том, что звук паровой машины теперь звучал громче.

– Расставь их вдоль поручней, – приказал он Мохаммеду.

Себастьян изо всех сил старался думать, крепко думать, что сейчас надо делать, и это занятие давалось ему с трудом. Его мозг упрямился, как осел, сразу упирался, как только он начинал его подгонять. Себастьян старательно наморщил свой умный лоб, и в голове медленно проступила дельная мысль.

– Баррикада, – сказал он.

Тоненькая обшивка фальшборта не очень-то защитит от выстрелов мощных винтовок системы Маузера.

– Мохаммед, скажи, чтобы все остальные тащили сюда все, что можно. Сложим баррикаду, и она защитит штурвальных и стрелков. Тащите все, бочки с водой, мешки с кокосами, старые сети…

Люди поспешили исполнить приказ, а Себастьян стоял, сосредоточенно хмурился, раскидывая мозгами и так, и эдак, и мозги его чутко реагировали, как свежезамешанное, поднимающееся на дрожжах тесто. Он попытался прикинуть скорость своего суденышка по отношению к скорости современного парового катера. Возможно, один к двум, подумал Себастьян. Его охватило чувство, будто он катится под гору: даже при таком ветре нет никакой надежды на то, что в соревновании с винтом катера парус выиграет.

Слово «винт», а также то обстоятельство, что как раз в эту минуту ему пришлось отойти в сторону, чтобы четверо из команды протащили мимо него неопрятный ком старых рыболовных сетей, способствовали тому, что в мозгу его вспыхнула еще одна идея.

Потрясенный ее простотой и гениальностью, Себастьян отчаянно вцепился в эту идею, чтобы она, мало ли, снова не пропала