Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры - Егор Станиславович Холмогоров

позволить им на месте России соорудить «новое неведомое нам отечество», — безнациональное и покоящееся на историческом нигилизме по отношению к русскому прошлому и традиции. Такое неведомое отечество, которое рухнет с треском, через 80 лет, отдав почти половину Русской Земли на растерзание сепаратистам.

Для Столыпина великой Россией была Россия историческая. Именно её оставил он нам в своем завещании. «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!»

Русская нация прежде всего

Но не одну только силу и ораторское мастерство противопоставил революционной смуте Столыпин. Прежде всего, он выступил против революции с твердыми ценностями и ясной программой. Столыпин прекрасно осознавал, что с революцией, руководимой страстной, господствующей над человеком идеей, может бороться только другая идея — столь же страстная и безусловная, столь же подчиняющая без остатка. Основой идеологии революционеров была смесь народничества, лицемерного культа простого человека, и самого циничного космополитизма — культа заграницы, заграничного прогресса, отказа от русской самобытности, порой — заурядных русофобии и шпионажа.

Основой идеологии П. А. Столыпина был уверенный в себе и последовательный русский национализм. Именно интересы русской нации, охранение государственности и державной власти русского народа были поставлены Столыпиным в центр правительственной политики и неуклонно проводились как против левых и либералов, так и против правых, порой проявлявших сословную дворянскую солидарность с русофобским польским дворянством.

Столыпин вырос на западной русской границе, как сказали бы американцы — «фронтире». Его отец был в числе сподвижников легендарных М. Н. Муравьёва и И. П. Корнилова в деле русификации западнорусского края. Он был воспитан, несомненно, в идеологии «катковского» русского национализма и его собственные речи не случайно стилистически перекликаются со статьями великого публициста.

Большая часть служебной карьеры Столыпина прошла в Ковно и Гродно, где он был губернатором. Среди лиц, которым он покровительствовал, был видный белорусский прорусский публицист Лукьян Михайлович Солоневич, не только энергичный русский националист, но и отец братьев Солоневичей. Политическая мысль И. Л. Солоневича, личность которого сложилась как раз в те годы, когда его отец служил в губернской канцелярии Столыпина, несомненно, сформировалась под влиянием великого премьер-министра, а через него восходит к М. Муравьёву.

У некоторых авторов послужной список Столыпина был основанием для упреков, что Столыпин, якобы, не знал и не понимал Центральной России. Напротив, в лице Столыпина самая энергичная и боевая традиция русского национализма, традиция западнорусского возрождения, муравьёвская традиция, была призвана к умиротворению и возрождению всей России как русского государства.

Пограничное положение выработало в нём обостренное самосознание русского человека. Столыпин отлично понимал, что формальное, фиктивное «равноправие» в либеральном духе на деле не приведет на Западе России ни к чему, кроме реального неравноправия и порабощению русских.

Важнейший принцип политического мировоззрения Столыпина — принцип неразрывной связи русского народа и российского государства. Столыпин был бесконечно далек от риторики наших левых о том, что «Россия никогда не была государством русских», как и от риторики националлибералов об «Империи — тюрьме русского народа». Россия для Петра Аркадьевича была и оставалась национальным государством русского народа, империей русского народа, служащей к его славе и украшению. Смысл русской государственности для Столыпина — охранение русского народа.

«Когда в нескольких верстах от столицы и царской резиденции волновался Кронштадт, когда измена ворвалась в Свеаборг, когда пылал Прибалтийский край, когда революционная волна разлилась в Польше и на Кавказе, когда остановилась вся деятельность в южном промышленном районе, когда распространились крестьянские беспорядки, когда начал царить ужас и террор, правительство должно было или отойти и дать дорогу революции, забыть, что власть есть хранительница государственности и целости русского народа, или действовать и отстоять то, что ему было вверено».

Философия Столыпина была национальной философией. «Люди соединились в семьи, семьи — в племена, племена — в народы для того, чтобы осуществить свою мировую задачу, для того, чтобы двигать человечество вперёд. Народы забывают иногда о своих национальных задачах, но такие народы гибнут, господа, они превращаются в назем, в удобрение, на котором вырастают и крепнут другие, более сильные народы».

Говоря о строительстве Империи Великим Петром, другой Пётр совершенно неполиткорректно апеллирует даже не к национальному духу, а к чувству крови. «Один, с морским флотом, построенным первоначально на пресной речной воде, с моряками, им самим обученными, без средств, но с твердой верой в Россию и её будущее шел вперёд Великий Пётр. Не было попутного ветра, он со своими моряками на руках, на мозолистых руках, переносил по суше из Финского залива в Ботнический свои галеры, разбивал вражеский флот, брал в плен эскадры… Кровь этих сильных людей перелилась в ваши жилы, ведь вы плоть от плоти их, ведь не многие же из вас отрицают отчизну».

Русская национальная политика стала тем стержнем, на который опирались многочисленные и разнообразные меры столыпинского правительства. Не боясь быть обвиненным в несправедливости, Столыпин систематически конструировал такую модель государства, в которой русское имя, русская честь, русское гражданство, русский интерес, были бы на первом месте. «Признайте, что высшее благо — это быть русским гражданином, носите это звание так же высоко, как носили его когда-то римские граждане», — отвечал он польским депутатам, жаловавшимся на то, что их, якобы, числят «гражданами третьего разряда».

Предоставив русским законодательные преимущества по закону о земстве в Западном крае, Столыпин обосновывал это вполне определенно: «В этом законе проводится принцип не утеснения, не угнетения нерусских народностей, а охранения прав коренного русского населения, которому государство изменить не может, потому что оно никогда не изменяло государству и в тяжелые исторические времена всегда стояло на западной границе на страже русских государственных начал».

Этой столыпинской мысли очень не хватает сегодня, когда наша политика систематически страшится оказать предпочтение своим перед чужими, мало того, стремится любой ценой ублажить чужих, лишь бы не жаловались, а русский мужик потерпит и так. Как далека эта бездушная уравниловка (к ущербу русских) от столыпинской политической философии, не боявшейся прослыть «неполиткорректной» и быть обвиненной в предоставлении русским преимуществ.

Создать гражданина

Однако чтобы Россия была великой, необходимо было, чтобы русский человек, который должен был стать на надлежащее место в Империи, стал богатым, сильным, независимым, поистине свободным и при этом осознающим себя в качестве русского человеком. Именно в этом был стержень знаменитой аграрной реформы П. А. Столыпина.

Русский крестьянин к тому моменту составлял подавляющее большинство населения страны. Однако после освобождения крестьян от крепостной зависимости им, по сути, не нашлось места в новой экономической реальности. И элиты и, зачастую, правительство, продолжали смотреть