Час Пандоры - Джон Дж Нэнс

– Хелмс был определенно заражен, сэр. Но инфекция не имела ничего общего с его сердечным приступом. В его крови обнаружили значительное количество вируса, и, казалось, что он полностью соответствует вирусу Гауптмана. Он дал даже флюоресценцию – этот процесс помогает нам проверить соответствие исследуемого вируса образцу. Во время карантина мы взяли кровь у всех пассажиров и экипажа авиалайнера, и нам понадобилось так много времени, чтобы подтвердить результат.

– Вы льете воду, господа. Переходите к сути, – поторопил президент.

– Суть в том, сэр, – вступил Рот, – что, несмотря на наш вывод о том, что вирус может передаваться только через кровь, мы ошибались. Каждое человеческое существо на борту этого «боинга» было инфицировано.

Президент ошеломленно выпрямился.

– Минутку! Никто не был болен! Никто не заболел, а прошло уже несколько недель!

– На самом деле они были больны, господин президент, – сказал армейский генерал. – Вирус мутировал. Смертоносный патоген четвертого уровня, убивший двух человек в Баварии, мутировал в организме профессора Хелмса, когда заразил его. Что-то – возможно, всего лишь один белок – изменилось. Мы понятия не имеем, что именно, но вирусная программа, свирепствовавшая в кровеносной системе профессора, вдруг потеряла способность вызывать у людей заболевание и убивать их. Ее инкубационный период изменился. Хелмс заразил всех на борту самолета, но не вирусом Гауптмана, а его измененной версией, у которой более длительный инкубационный период. Мы назвали это «баварским вирусом Хелмса». Большинство пассажиров достигли полного инфекционного статуса дома, в США, но так как никакие симптомы не проявлялись, мы об этом не знали. И они тоже.

– Этот… этот вирус… этот «баварский вирус Хелмса» не опасен?

Генерал покачал головой.

– Мы не можем это утверждать. Он может мутировать еще раз и вернуться к смертоносной форме, но сейчас, видите ли, мы совершенно потеряли контроль. Вирус уже в популяции, спокойно заражает людей, не вызывая болезни. Но если он мутирует снова…

– Вирус может появиться в любом месте и в любое время, положив начало эпидемии четвертого уровня, – добавил Рот.

Президент жестко выпрямился на диване, его мысли метались.

– Господи! Этот самолет на самом деле мог стать кораблем апокалипсиса. Вы помните, как мы это обсуждали. – Президент задумался на несколько минут, потом снова обратился к Роту: – Ладно. Сколько нужно времени, чтобы вирус исчез? Вы знаете об иммунитете?

Отвечая, Рот смотрел ему прямо в глаза.

– Если бы мы продержали их в карантине на острове месяц, вирус бы полностью исчез. А так бессимптомная инфекция бушевала вовсю, когда двадцать седьмого декабря они вернулись к своим семьям, и ее пик мог прийтись еще на несколько дней позже. Каждый заразил по меньшей мере десятерых, и так далее. Генерал сказал мне, что у нашего населения мог возникнуть иммунитет к «баварскому вирусу Хелмса», но не обязательно к дальнейшим его мутациям.

Генерал кивнул.

– Это все равно что иметь дело с умным инопланетянином из фантастической истории. Мы не знаем, на что он способен, но нам известно, что он здесь и вне нашего контроля.

– В двух словах, сэр, – продолжил Рот, – мы все перепутали. Мы получили неверные данные о воздушно-капельном пути распространения и инкубационном периоде и отпустили этих людей слишком рано.

– Ну и… каков же итог, Джон? – задал вопрос президент.

Рот опустил глаза и некоторое время изучал собственные ботинки, потом встретился взглядом с главой государства и ответил:

– Мы должны немедленно принять жесткие решения по поводу того, что делать в том случае, если появится нечто подобное. Сэр, факты таковы – если бы вирус Гауптмана не мутировал, мы могли бы потерять девяносто процентов населения Северной Америки. У нас не было бы способа остановить болезнь, если бы она началась.

* * *

14 мая – Истес-Парк, штат Колорадо

Еще в детстве Рейчел Шервуд полюбила Скалистые горы, но только заочно. Мысль о том, чтобы проснуться здесь, никогда не казалась реальной. Никто не живет в Скалистых горах. Сюда можно только приехать с семьей на короткие каникулы.

Сейчас она улыбнулась, вспомнив об этом, и помешала свой кофе, пока ее взгляд блуждал по величественной картине заснеженных гранитных пиков и глубокому синему небу. Ей все еще было трудно совершать пробежки в разреженном воздухе на высоте семи тысяч футов над уровнем моря, но ее выносливость росла, и головные боли, вызванные высотой, прекратились.

Волнующаяся колонна кучевых облаков пробиралась по небу над пиком Лонга в милях тридцати к югу, привлекая ее внимание. Рейчел решила взобраться на этот пик в следующем году.

Еще нужно было писать письма. Она предпочитала их телефонным разговорам с самыми давними своими друзьями на Восточном побережье. Звонок – это слишком быстро, а ей хотелось ощутить расстояние во времени и пространстве. Кроме этого, невозможно было достойно описать раскинувшуюся перед ней красоту по телефону. Вид за стеклянной стеной гостиной, новый дом на Девилз-галч-роуд и ее новая жизнь требовали нежного освещения ее собственной рукой, желательно в сопровождении снимков. Да, только письма.

Облако пыли на грязной дороге в полумиле от дома, ведущей в городок Истес-Парк, объявило о появлении машины. Она обернулась и посмотрела на то место, где Девилз-галч-роуд поднималась на небольшой горный хребет, направляясь к маленькой деревушке Гленхейвен. Все утро сарычи зловеще кружили над хребтом, и ее любопытство росло.

Рейчел снова в ожидании всматривалась в очертания города. Машина была в четверти мили, и теперь она могла разглядеть ее.

Он не опаздывал.

Круговорот работы и рекламы, последовавший за трагедией рождественского рейса, и пристальное внимание средств информации к роли Ли Ланкастера почти поглотили Рейчел в начале января. Ли называли одним из героев драмы, и она гордилась тем, что была его помощницей, – и еще большую гордость испытывала от того, как посол отметал все хвалебные слова.

Но настоящим героем был спокойный человек в левом пилотском кресле «боинга», и он просто пропал, чтобы избежать света юпитеров. Как ей говорили, ему предлагали написать книгу, снять фильм, телевизионные шоу требовали его к себе, а грохочущая толпа журналистов направляла на Джеймса Холлэнда свои фотоаппараты и перья.

Но его нигде не было видно.

Рейчел думала, что командир самолета вернулся в Даллас, пока холодным дождливым вечером в самом начале января не раздался звонок в дверь ее маленькой квартиры в Джорджтауне. И на пороге стоял он, промокший, смущенный, не знающий, что сказать, но твердо намеренный выяснить, не пойдет ли она с ним поужинать.

– Почему ты не позвонил? – спросила Рейчел, но вопрос прозвучал достаточно ласково.

– Я… честно говоря, не был уверен, как, гм, что…