Путь слез - Дэвид Бейкер

– Ей бы здесь понравилось, – вздохнул мальчик и посмотрел на остальных.

Наперед отважно вышла малышка-Анна.

– Вил, я хочу остаться. Она – моя подруга, да и я еще слишком слаба для пути.

Но Петер вдруг ужаснулся расставанию с любимицей:

– Вил, – умолял он, – разве ты не можешь просто оставить эту затею? Все вместе отдохнем в этом блаженном месте и проводим ее с миром?

Вил посмотрел на Петера, потом на Карла, и, наконец, на Анну.

– Мы исполним желание Марии. Здесь же мы бесполезны, и только расстроим ее своим промедлением.

Без дальнейших слов он вернулся в лазарет и опустился на колени около сестры.

Он долгое время смотрел на родное лицо. Приятные и неприятные воспоминания прошлых дней переплелись в его голове, пока он снова не представил ее лицо той ужасной ночью в замке Верди. Вил тихонько всхлипнул и тесно прижался щекой к ее щеке, но когда его коснулось теплое дыханье Марии, он не выдержал и зарыдал. Он спрятал лицо у нее на груди и легонько покачивал ее, проливая горькие слезы.

– Прости меня, Мария, – всхлипывал он. – Прости, прости меня. Прошу! Ах, Мария, малышка Мария… извини меня. Я… я люблю тебя. Я очень, очень тебя люблю.

Дитя еле слышно вздохнуло. Она мирно спала, а ее душа готова была отлететь к ангелам. Губы ее подернулись синевой, щеки больше не пылали. Она лежала на своих волосах как на подушке из золотой пряжи.

В комнату вошел Карл и склонился на колени с другой стороны постели. Он зарылся лицом в ее соломенную подушку, смешав свои червонно-красные кудри с золотом ее волос. Он вспомнил Вейер и дни, проведенные у Лаубусбаха. «Она непременно должна жить!» – подумал он. Карл молился всем небесам, каждому святому, которого знал по имени, каждому ангелу, Деве Марии, Христу, Святому Духу и Отцу всего сущего. Он поднялся и провел пальцем по ее сухой руке. Он снял с пояса Георгов крест, который носил с собой, и положил его рядом с Марией.

– Любовь, сестра, любовь исцелит тебя… здесь или в ином, лучшем мире.

Затем он взял в руки ее крест и обратил лицо к брату.

– Вил, нам и впрямь лучше отправиться в путь, – без обиняков сказал он. – Ради всего святого, брат, давай пойдем с надеждой, что однажды мы встретим ее счастливой и увидим, как она танцует под солнцем.

Последних слов было достаточно. Вил кивнул и горячо попрощался с сестрой, поцеловав ее в лоб. Затем они твердым шагом вышли в залитый солнцем двор.

– Мы отправляемся! – огласил Вильгельм.

Петер ничего не сказал. Он никак бы не смог покинуть остаток отважного отряда, даже ради умирающей любимицы. Он удалился в тихое место, где уединился ото всех. Там, посреди пышного цветущего сада, он упал на колени и стенал в одиночестве. Его истощенное сердце разрывалось на куски от скорби, доселе неизведанной. Ветер подхватывал его вопли и уносил мимо городских крыш прямо к озеру вопли, похожие на мученические крики с Голгофы. Петер упал лицом вниз, разбитый, сокрушенный, безмолвный.

* * *

В полдень крестоносцы с тяжелым сердцем покинули Марию и заплаканную Анну и, спустившись, вышли из Ароны. Не прошли они и лиги на юг, как снова оказались у берега Lago Maggiore и пустыми глазами смотрели, как перекатываются его волны. Никто не думал тогда о святом призвании, Святом Походе… Карл тоскливо взглянул на деревянный крестик, который Мария так долго и верно хранила при себе, и с надеждой подумал, что они правильно поступили, продолжив путь без нее. Он медленно подошел к священнику, который бесцельно метал камешки в покрытое рябью озеро.

– Петер?

Старик не ответил.

– Я не требую чуда для Марии, но я не перестану просить о нем.

Петер кивнул.

К ним подошел менестрель и медленно подбирал слова. Падре, сердце мое отяжелело, оно неспособно нести такую боль. Бедные дети, – он вытер с глаз слезы и погладил себя по бороде. – Я никогда не переживал подобной утраты. Я вижу эти могилки у берега…

У Петера не осталось слов утешения, и он снова просто кивнул в ответ. Он исчерпал все свои силы, и душа его вконец извелась от скорби.

Вил ушел от товарищей и смотрел на зеленые горы, возвышавшиеся над озером, как мускулистые плечи великана. Небо отливало яркой бирюзой, солнце мягко пригревало, а воздух наполнял ноздри сладким ароматом, но ничего не утешало сейчас. «Верно, – подумал он, – нет на этой земле негодяя, по злодеяниям своим подобного мне. Я мнил о себе ложно. Я трусливый, себялюбивый, слабый. Я бессердечный. Как я посмел так обидеть ее?» Он сполз спиной по стволу дерева и сел у его корней в прохладной тени кроны. На память снова пришли картины из детства: Мария младенцем спит на руках у матери, резвится у печи в пекарне, ухаживает за больными утятами или собирает цветы. Тоска обуяла его вновь.

– Милая, славная Мария, – во весь голос, умоляюще попросил он. – Прошу тебя, дорогая schwester, коли слышишь, прошу, внемли мне: прости, прости меня. Я так сожалею.

Фрида принесла Петеру сырную корку и немного вяленой рыбы и оставила его наедине с его мыслями. Он безмолвно сидел нa берегу и смотрел, как солнце клонится все ниже и ниже к западу. Наконец он подошел к кромке воды и плеснул себе на лицо немного освежающей влаги. Взбодрившись, священник поискал глазами разбредшуюся паству. «Так не годится, – подумал он. – Никуда не годится».

На его голос все обернулись.

– Котт, meine kinder, komm, – позвал он и протянул к детям руки. Он подождал пока все соберутся вокруг него, обвел взглядом лица и ласково улыбнулся.

– А где Вил? – спросил Петер.

Дети посмотрели вокруг и пожали плечами. Гертруда протянула руку.

– Кажись, я видела, как он пробирался сквозь деревья.

– Хайнц, – попросил священник, – найди нашего Вила. Скажи ему, что он нужен нам.

Хайнц мигом пронесся через пляж и исчез у подножья лесистого холма.

– А вы, мои возлюбленные, – продолжал Петер, – уже не раз прощались с дорогими друзьями. Бедный Георг, и Альберт, и Иост, и Лукас и, теперь, все Ионы, Гюнтер, Август, Ричард, и остальные…

– И мой брат Манфред, – добавила Фрида.

– Да, милая, – откликнулся Петер, – и наш Манфред. Но мы не должны медлить у озера.

– Вперед! – выкрикнул Карл. – Пора в путь.

– Верно! – подхватил Отто. – Они не умерли ни за что. Они хотят, чтобы мы довершили начатое.

Петер вздохнул.

– Агнцы мои, вам кажется, что путь полегчал, но не обманывайтесь. Кроме трудностей дороги, есть и другие препятствия. – Он посмотрел на небо и покачал головой. – Ежели я правильно определил вчера по звездам, скоро наступит равноденствие. Знайте, что перемены во времени года навевают беспричинную тоску, особенно тем душам, которые и так отягощены печалью. День станет укорачиваться, и ваши телесные соки будут в преизбытке производить желчь, от которой весь мир вам покажется серым и безрадостным.