Восточно-западная улица. Происхождение терминов ГЕНОЦИД и ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА - Филипп Сэндс

Ассоциация международного права – почтенная институция, существующая с 1873 года. Штаб-квартира находится в Лондоне, однако ее корни уходят в американскую землю. Регулярные конференции прекратились в 1938 году и возобновились спустя семь лет: сорок первая конференция открылась 19 августа 1946 года в Кембридже. Триста юристов-международников съехались из всех европейских стран – за исключением Германии, от которой не было зарегистрировано ни одного участника{621}.

Среди присутствовавших было много известных, даже знаменитых юристов, в том числе те, чьи имена я узнал, начав путь из Лемберга 1919 года. Там был Артур Гудхарт, тот самый, что поднимался на гору и смотрел оттуда на Львов. Там был наставник и друг Лаутерпахта сэр Арнольд Макнейр. Приехал Эгон Швельб, с которым Лемкин встречался в Лондоне. Ожидали сэра Хартли Шоукросса, но неблагоприятная погода помешала ему добраться с запада Англии. Имя Лаутерпахта внесено в официальный список по алфавиту на пять строк выше Лемкина (который указал как свой адрес «Международный военный трибунал», Нюрнберг, без номера дома или комнаты). Впервые, насколько я мог установить, Лаутерпахт и Лемкин оказались в одном городе и в одном здании.

Слабое здоровье едва не помешало Лемкину прибыть на конференцию. Ему стало плохо после приземления самолета из Нюрнберга в аэропорту Кройдон в Южном Лондоне{622}. Требовалось немедленно сбить рискованно высокое давление, но Лемкин отмахнулся от совета отдохнуть и помчался в Кембридж на открытие конференции. Он должен был выступать первым в день открытия, после вступительного слова лорда Портера, судьи, председательствовавшего на конференции. Портер призвал собравшихся юристов «быть практичными» в своей работе и «сдерживать лишний энтузиазм», поскольку им предстоит решать множество задач. Неуместная пропаганда «может вызвать отчуждение», предупредил он всех. Типичный британский прагматизм{623}, столь ненавистный Лемкину.

Внять призыву лорда Портера Лемкин не пожелал и с присущей ему страстностью заговорил о геноциде, о тех свидетельствах, что всплыли на Нюрнбергском процессе, о необходимости практических решений, о ключевой роли уголовного права. Он высказался против чересчур общих деклараций прав человека, в том числе и о той, которая будет вскоре обсуждаться на первой Генеральной ассамблее Организации Объединенных Наций. Как можно относить к числу международных преступлений пиратство и фальсификации, вопрошал он риторически, а уничтожение миллионов людей – нет? Он требовал, чтобы участники конференции «объявили геноцид международным преступлением», и напомнил всем присутствующим о том, что было написано в «Правлении стран “оси”…». «Каждый, кто причастен преступной философии геноцида, – сказал он собравшимся, – должен быть судим как преступник»{624}.

Лемкина вежливо выслушали, и он ждал ответа. Несколько ораторов выразили общее одобрение, но никто не откликнулся на призыв к жестким мерам. Если Лаутерпахт там присутствовал (одновременно он готовился к поездке в Копенгаген), то, судя по протоколу, не чувствовал потребности выступить против Лемкина. Возможно, он угадал настроение в зале и поступил благоразумно: подготовленная на той же неделе резолюция не содержала упоминания геноцида или иных международных преступлений.

Вновь разочарованный, Лемкин поехал в Лондон и оттуда направил Максвеллу Файфу благодарность за «моральную и профессиональную поддержку». На Кембриджской конференции его идеи «встретили холодный прием», писал он, но сдаваться он был не намерен:

Эта неудача спровоцировала новый поток писем. К судье Паркеру, младшему члену американской делегации, Лемкин обращается довольно оптимистично: «Полагаю, мне удалось убедить аудиторию в пользе такой юридической концепции», – пишет он, как всегда, не теряя надежду{626}.

И хотя Лемкин этого не знал, но кое-кого ему удалось привлечь на свою сторону еще раньше. 26 августа, в тот самый день, когда он писал Максвеллу Файфу, «Нью-Йорк таймс» опубликовала передовицу, в которой разъяснялось, что геноцид представляет собой преступление «с четким методом и явно выраженными последствиями»{627}. Остается лишь включить этот термин в международное право, сообщала газета читателям, и эту задачу «профессор Лемкин уже отчасти осуществил».

Лемкин вернулся в Нюрнберг как раз вовремя, чтобы выслушать краткое последнее слово подсудимых. Доктор Гилберт наблюдал за своим двадцать одним подопечным – все они выглядели напряженными и несколько угнетенными после того, как на протяжении месяца выслушивали ужасную повесть об СС и родственных ей организациях, и тем не менее выражали «оскорбленное недоумение по поводу того, что прокуроры по-прежнему относят и их к преступникам»{628}. Заключительная речь Максвелла Файфа представляла собой решительное осуждение «демонических планов» нацистов. Отбросив рекомендованную Шоукроссом сдержанность, он резко и саркастично разоблачал «чудовищное преступление геноцида»{629}, проистекающее из идеологии Гитлера и прозвучавших в «Mein Kampf» призывов к беспощадной борьбе между группами.

Лемкин готов был поверить, что сумел привлечь на свою сторону англичан, оставив американцев в одиночестве. Несмотря на формулировки пресс-релиза, выпущенного Джексоном в июле, его коллега, американский прокурор Телфорд Тэйлор ни разу не упомянул о геноциде (он выступал после Максвелла Файфа){630}. Французы, напротив, стали использовать геноцид как всеохватывающий термин, применяя его ко всем преступлениям, в том числе к рабскому труду и концлагерям{631}. Советский прокурор Руденко назвал СС геноцидной организацией, то есть каждый член этой организации считался соучастником геноцида{632}. Это заявление могло потенциально иметь далеко идущие последствия.