На крыльях. Музыкальный приворот - Анна Джейн

Поиски увенчались успехом, и спустя секунд двадцать Рэн протягивал мобильный Алине. Он случайно задел одну из клавиш, и тотчас загорелся экран телефона. А парень не без удивления узнал в заставке фотографию с выступления «На краю» на одной из европейских площадок в марте. На переднем плане стоял держащий микрофон Кей, пояс которого был обмотан пиратским флагом, на заднем виднелись Арин и Филипп в сценических костюмах.

Фото, скорее всего, было сделано с первых зрительских рядов.

И Рэн вдруг понял, что Алина была на этом самом выступлении, но никто об этом не знал – ни Арин, ни Кей. Она приехала специально, чтобы увидеть Тропинина. Сфотографировала его во время выступления и поставила на заставку.

Почему-то вдруг это задело Рэна.

– Ты понимаешь, что это зависимость? – спросил зачем-то он. Алина выдернула телефон из его руки и одарила не слишком приятным взглядом. Рэн залез слишком глубоко. Узнал то, чего знать не должен был.

Не его дело.

Не его жизнь.

– Какая тебе разница? – с вызовом спросила Алина. – Расскажешь дружку? Или доложишь брату?

– Не расскажу и не доложу, – недовольно поморщился Рэн. – При чем тут это? Я просто знаю, что это такое.

– И что? – насмешливо спросила Алина.

– Это зависимость, – неожиданно серьезно сказал парень.

– Это любовь, – возразила с хищным оскалом девушка.

– Называй, как хочешь, – пожал он плечами. – Просто помни, что твоя зависимость делает плохо не только тебе, но и тем, кто рядом. Арину, – чуть помедлив, сказал Рэн, зная, как друг постоянно переживает за сестру, хоть и не подает вида. Недавно они курили и говорили об этом. Ну, как говорили? Арин вдруг сказал – так, между делом, когда они обсуждали отношения и странную темноволосую девчонку, которая сохла по нему – что не может быть счастливым до тех пор, пока несчастна его сестра. Сказал и замолчал, заставив Рэна скептически выгнуть бровь.

– Арину? – переспросила Алина и громко расхохоталась.

– Что ты несешь, малыш? Глупости. Моя зависимость и брат никак не взаимосвязаны.

– То есть ты признаешь, что у тебя зависимость от Тохи? – хитро улыбнулся Рэн.

– А я должна разговаривать с тобой об этом? – спросила со злой насмешкой черноволосая девушка. Она всем своим видом давала понять, что хочет закрыть тему. Это не то, что она готова обсуждать с каким-то незнакомым идиотом.

Ничего не говоря, Рэн вдруг высоко задрал майку.

– Хочешь соблазнить меня? – спросила насмешливо Алина. – Прости, низкорослые клоуны не в моем вкусе.

– Да и ты не вызываешь во мне желания, – хмыкнул Рэн, ничуть не обидевшись. – Просто посмотри на меня.

И он повернулся к ней спиной.

Алина опустила глаза, рассматривая поджарое тело парня. Выпирающие лопатки, прямая линия позвоночника, россыпь родинок, загорелая кожа… На спину причудливо падали косые тени, и Алине показалось, что на спине Рэна два крыла. А еще на его спине были шрамы. Один большой, пересекающий спину наискосок, на фоне темной кожи выглядевший белой уродливой полосой, и несколько поменьше, не таких заметных.

– И что это значит? – спросила Алина.

– Это последствия зависимости, – ответил Рэн – шрамы его ничуть не смущали. – Одни из. Можно по телу пару резаных ран, а можно по душе. Какие ты предпочитаешь для Арина?

Пристальный взгляд Алины обжег его, но Рэн лишь улыбнулся. Он точно знал, о чем говорит.

Зависимость всегда останется зависимостью, будь то от человека, алкоголя или наркотиков. Зависимость – дно пропасти, куда люди толкают себя сами, не видя ничего в иллюзии опьяняющей свободы, которой нет.

И безнаказанно зависимым можно быть только от неба. И от самого себя.

* * *

Почему-то Игорь думал, что стоит Филу вернуться домой из Штатов, как все пройдет. Вернется на круги своя. И это дерьмо закончится. Брат придет в норму, забудет о наркоте и тусовках со своими заграничными друзьями. Он станет таким же, каким и был: улыбчивым, веселым, разговорчивым, обидчивым, светлым, помешанным на музыке.

Однако зависимость так просто не отпускала Филиппа – она стала его постоянной спутницей, и крепко держала его за руки.

Игорь не знал, в какой ад он попадает. Они вдвоем прошли несколько кругов персонального ада. Шли то за руку, то по разным дорогам, то и вовсе теряя друг друга из виду.

Тот день, когда внезапно приехавший к брату Игорь застал его в наркотическом угаре, обоим врезался в память, как невидимый шрам в душе. Фил третий день был на «марафоне» – трое суток беспрерывно употреблял «фен». И только приезд Игоря заставил его остановиться. Он почти насильно утащил Фила на второй этаж дома, в одну из комнат, и запер в ней их обоих, никому не открывая.

Когда Филипп пришел в себя поутру – помятый, вялый, с бледным лицом и синяками под глазами, плохо соображающий и ничего не помнящий, он, увидев брата, сидящего на окне, испугался. Игорь никогда не видел, чтобы зрачки близнеца так бегали – он всегда смотрел прямо, не вызывающе, не дерзко, но прямо. Никогда не отводил взгляд. А тогда брат просто не мог посмотреть ему в глаза.

– Это какая-то ошибка, – говорил он, обхватив себя руками. Его трясло, по коже бегали мурашки, пульс усилился, и было видно, что Филу плохо и физически, и морально – наступил абстинентный синдром, «отходняк».

– Это случайно вышло, я и не думал, что так получится. Я не знал, что это, понимаешь? Понимаешь? Ты же понимаешь? – спрашивал дрожащим голосом Фил. Зрачки его были расширены, и радужка казалась не коричневой, а почти черной. Игорь смотрел в его глаза и не понимал: это глаза брата или чужого человека?

Тогда он поверил. Поверил в то, что наивный братишка по глупости, за компанию со всеми попробовал дурь. Или он просто хотел в это верить.

Осознать, что родной человек стал зависимым от этого дерьма, Игорь смог лишь позднее. А в те дни был согласен со всеми сказками, которые говорил ему брат.

– Не говори родителям, – попросил Фил умоляюще и взлохматил волосы.

– Если ты вернешься домой, не скажу.

– Мне надо доучиться этот семестр.

– Нет. Возвращаешься со мной, – был непреклонен Игорь. Оставлять брата одного он не собирался.

Филиппу пришлось вернуться – в родной город они прибыли спустя три дня. И за время долгого перелета почти не разговаривали. Игорь был зол, Фил – испуган.

Сначала он был замкнутым и раздраженным, то пребывал в полнейшей апатии, то вдруг без причины на всех срывался, приводя в изумление родителей – людей интеллигентных, мечтающих, что семейным делом, связанным с медициной, займется кто-нибудь из сыновей. Игорь ничего им не говорил – держал слово, данное брату.

А спустя несколько недель Фил вдруг стал самим собой: веселым, активным, жизнерадостным. Он был бодр, постоянно куда-то рвался, что-то хотел делать, отлично учился, почти не спал и очень мало ел, много времени проводил с гитарой. Он словно ожил. Между братьями снова начались перепалки, в их разговорах появились шутки и взаимные подколы, они проводили много времени вместе – и на учебе, и после нее, и Игорю казалось, что все нормализовалось. Близнец стал прежним. Все стало таким, каким и было.