Шекспир. Биография - Питер Акройд

«Троил и Крессида» — беспощадная сатирическая комедия на тему любви и войны. Когда Крессиду соблазняет греческий воин, зритель понимает, что любовь Троила и Крессиды — притворная, скоротечная. Отчасти это переработка поэмы Джефри Чосера «Троил и Хризеида», однако на смену средневековому изяществу и мягкому юмору приходит суровый язык нового бурного времени. Речь героев в значительной степени латинизирована, в ней встречается множество «грубых» слов, синтаксис порой излишне сложен и запутан. Как и в «Юлии Цезаре» Шекспир пытался создать картину античного мира. Возможно, он хотел создать нечто более значительное, нежели чэпменский перевод Гомера. Мы уже отмечали, что муза Шекспира была ревнива. Он стремился превзойти Чосера, как и Чэпмена, переписать героические мифы греков и римлян.

Однако в «Троиле и Крессиде» постоянно присутствуют сатира и ирония, шутки и буффонада. Вряд ли пьесу играли для самой королевы, но спектакль этот шел в «Глобусе». В реестре книгоиздателей говорится, что пьеса будет «представлена слугами лорда-камергера», а печатная версия, опубликованная шестью годами позже, гласит, что пьесу «ставили слуги Их Королевских Величеств в «Глобусе». Итак, «Троил и Крессида» шла на сцене в годы правления Елизаветы и позже, когда взошел на трон ее преемник Яков I. По-видимому, пьеса была весьма популярна, в особенности благодаря неприязни к грекам — противникам троянцев, предполагаемых основателей Лондона. Имеются достоверные свидетельства, что «Троила и Крессиду» какое-то время играли в одном из Судебных иннов. Специально по такому случаю сочинили пролог и эпилог, последний — с явным оттенком непристойности. А в эпистоле, предваряющей кварто, пьеса была представлена как «новая, никогда не игранная на сцене, которой никогда не рукоплескала чернь своими грязными ладонями». Если Шекспир переработал пьесу для услаждения служителей закона, то вполне уместно было подать ее как «новую пьесу».

Тем не менее она остается самой жестокой из шекспировских пьес, за исключением, может быть, «Тимона Афинского»; многие склонные к романтизму биографы Шекспира предполагают, что в разгар работы над ней драматург перенес некое «нервное расстройство». Подобное утверждение далеко от истины. Его взгляд никогда еще не был так точен и остер. Однако в изданиях пьесы наблюдается некоторая неразбериха. В кварто пьеса именуется «историей», а в эпистоле к этой книге «Троил и Крессида» названа комедией; в изданном позднее фолио она определена как «трагедия». Это свидетельствует о том, что восприятие финала и основной тональности повествования неоднозначно.

Вот почему ошибкой было бы полагать, будто Шекспиром при выборе темы произведения руководили какие-либо личные мотивы. Ничто в его жизни и карьере не указывает на то, что выбор сюжета или темы обусловлен чем-то иным, кроме намерения развлечь публику. Он ничего не «сообщает». То, что он обратился в своей пьесе к Троянской войне, объясняется соперничеством между театрами. В 1596 году «Слуги лорда-адмирала» поставили пьесу, которая у Хенслоу обозначена просто как «Троя». Три года спустя Томасу Деккеру и Генри Четтлу было заплачено за пьесу под названием «День Троила и Криссы» а позже за пьесу «Агамемнон» (поначалу записанную в документах как «Троиллес и Креседа»). Мы видим, что несчастная судьба троянской пары стала частью новой театральной действительности. А потому вполне вероятно, что «Слуги лорда-камергера» попросили Шекспира написать драму на ту же тему. Однако, едва он взялся за работу, мощь его гения вступила в тайный сговор с движущими силами эпохи. Его слова обладали магнетизмом. К ним притягивались мельчайшие частицы рассыпающейся в прах придворной культуры и приходящего в упадок мира, где правили доблесть и благородство.

Все изменилось[346]

Королева умерла. Да здравствует король! Елизавета скончалась в два часа утра 24 мата 1603 года; девять часов спустя к придворным и знати, столпившимся на западной стороне Хай-кросс в Чипсайде, вышел канцлер Сесил; выслушав его заявление, собравшиеся закричали: «Боже, храни короля Якова!» Как сказал один из придворных, цитируя псалом: «Ночью нас посетило горе, но наутро радость»[347]. Узники Тауэра также узнали новость, и среди прочих Саутгемптон, который возликовал. Его, приговоренного Елизаветой к пожизненному заключению за участие в мятеже Эссекса, новый король вскоре освободил.

Король Яков долго добирался в столицу из Шотландии и прибыл во дворец в Гринвиче только 13 мая. Спустя шесть дней была выдана патентная грамота «в пользу Лоренса Флетчера и Уильяма Шекспира…» разрешавшая им представлять спектакли «для развлечения наших дорогих подданных и для нашего утешения и удовольствия, когда нам будет угодно их призвать», в их театре «Глобус» а также во всех других городах и поселениях королевства. Они больше не назывались «Слугами лорда-камергера». Они стали теперь «Слугами короля». Прошло еще несколько месяцев, и их произвели в королевские камердинеры, и их социальный статус значительно возрос. Им пожаловали право, а вернее, вменили в обязанность носить ливрею, состоящую из фиолетового камзола, облегающих штанов и плаща. Главный хранитель королевского гардероба составил список на получение четырех с половиной ярдов пурпурной ткани, и первым в нем значился Шекспир.

Возможно, трудно представить себе, как королевский слуга Шекспир участвует в какой-нибудь торжественной церемонии, но нет оснований полагать, будто он возражал против такой чести. Он взошел на вершину успеха. Миновали те дни, когда актеров считали бродягами и часто изгоняли из городов. Также остались в прошлом те времена, когда столица их принимала крайне неохотно, скорее, просто терпела их присутствие. Новый король, едва взойдя на престол, стал осыпать их своими милостями. До Якова актеров «Глобуса» приглашали играть спектакли при дворе раза три в году, не более, а за первые десять лет правления Якова они играли для короля по четырнадцать раз в году. Таким образом, королевский двор не только оказывал шекспировской труппе покровительство, но и был для нее источником дохода.

Конечно, у других это вызывало зависть. Фрэнсис Бомонт в «Женоненавистнике», пьесе о стремительном возвышении героя в обществе, мимоходом упомянул и преуспевшего Шекспира: «Другой персонаж, который предстанет перед вами, произошел из перчаточников и надеется вскоре сделаться благородным». О скромном происхождении Шекспира в ту пору уже всем было известно.

Уильям Шекспир и Лоренс Флетчер упомянуты вместе в патентной грамоте, и это весьма знаменательно. Флетчер, прежде никогда не упоминавшийся в числе актеров «Глобуса» фактически возглавлял труппу шотландских актеров, коим в прежние годы оказывал покровительство Яков, тогда еще Яков VI Шотландский; он даже защитил лицедеев от нападок шотландской церкви. Флетчера все знали как «комика Его Величества». И вот он последовал на юг за своим монархом и, храня ему верность, вошел в новую труппу — «Слуги короля». То, что имя Шекспира упомянуто в патентной грамоте непосредственно после Флетчера, показывает, что Шекспир был центральной фигурой в труппе «Глобуса». Многие шекспировские пьесы подверглись существенной переработке: ведь их предстояло сыграть перед королем. «Слуги короля» представили новые постановки «Комедии ошибок», «Гамлета», «Виндзорских насмешниц», «Бесплодных усилий любви», «Генриха V» и «Венецианского купца». Если король прежде не был знаком с пьесами Шекспира, то это положение быстро исправилось. Похоже, Якову особенно нравился «Венецианский купец»: он просил повторить спектакль; вероятно, судебные дебаты между Порцией и Шейлоком соответствовали его представлению об искусстве спора. Но более существенно то, что все новые, то есть написанные после 1603 года, шекспировские пьесы непременно играли для короля, некоторые — не единожды. Из платежных документов видно, что всякий раз, когда «Слуги короля» выступали при дворе, государь бывал на спектаклях.