Учитель - Филип Жисе

— А вариант «быть счастливым, как все», прокатит?

— Хороший вариант, — кивнул старик, — но осуществимый ли? Всегда найдутся люди, которые будут чувствовать себя неудовлетворенными и несчастными. Они всегда будут обвинять и завидовать. Иными словами, всегда найдутся люди, которые будут жить разумом. Каким бы я ни был оптимистом, но я хорошо осознаю, что жить сердцем — это удел, хотелось бы сказать многих, но скажу то, что чувствую, — немногих. Жизнь сердцем требует изменений, изменений себя, своего мировосприятия, но человеческий разум боится каких-либо изменений, так как убежден в том, что изменения влекут за собой страдания и боль. Часто так и происходит, не спорю, особенно тогда, когда ты начинаешь жить сердцем. Но с этим стоит сразу смириться, принять как данность, так как в нашем обществе, обществе поощряющем жизнь разумом, жить сердцем без страданий и боли не получится, по крайней мере, какой-то период времени. Условия, созданные в нашем обществе, по большому счету, созданы для людей, живущих разумом. Но это не должно пугать человека, решившего жить сердцем, так как однажды наступит время, когда жизнь сердцем сделает этого человека независимым от каких-либо условий, а главное, он получит то, к чему стремится его сердце — счастье и удовлетворение прожитой жизнью. Полагаю, это достойная награда за храбрость, проявленную когда-то человеком, последовавшим зову своего сердца.

— Более чем, — вздохнул Николас. — Только вот понимание этого не избавляет меня от страха и сомнений.

— Жизнь сердцем — это выбор, — сказал старик. — Более того — это выбор, для которого надо созреть. Как желудю надо время, чтобы стать дубом, так и человеку требуется время, чтобы осознать необходимость для него жизни сердцем. Принять решение жить сердцем — это не одно и то же, что принять решение пойти в магазин за продуктами. Оно больше похоже на решение переехать жить в другую страну, поэтому нет нужды торопиться, бояться или сомневаться. У тебя еще вся жизнь впереди. Когда ты действительно захочешь жить сердцем, ты начнешь жить сердцем. Страха не будет, сомнений не будет, — ничего не будет из того, что способно помешать тебе жить сердцем. Сейчас же просто наблюдай за мной, учись и когда-нибудь ты узнаешь, что такое жизнь сердцем, жизнь, которая дарит человеку счастье и удовлетворение даже тогда, когда мир рушится на твоих глазах, а смерть дышит тебе в спину и готова вонзить в нее свои когти. Наберись терпения. Если ты действительно что-то хочешь, обязательно это получишь. Вот эти слова тебе стоит хорошенько запомнить.

— Я запомню, учитель. Запомню, — сказал Николас, роняя голову на руки и запуская пальцы в волосы.

Глава 12

Яблочное семя

Старик сидел на берегу Ворсклы и работал над рукописью. Николас полулежал рядом и листал недавно купленный на заправке журнал. Дни бежали за днями, а они со стариком все еще были в пути. Расстояние от Кременчуга до Полтавы было не очень большим и проходя по десять километров в день, они давно уже могли быть в Полтаве, но старик не хотел никуда спешить, наслаждаясь минутами, а то и часами единения с природой. В те минуты, когда старик не работал над рукописью, он подолгу сидел на земле и задумчивым взглядом скользил по окрестностям. В такие минуты лоб его морщился, брови вздрагивали, а пальцы рук устремлялись к бороде и начинали теребить ее. Старик погружался в себя, отстранялся от окружающего мира и мог бы сойти за каменное изваяние, если бы не движение пальцев среди волосков бороды.

С каждым новым днем старик становился молчаливее. Если раньше он мог разговаривать с Николасом часами, то сейчас часы сократились до минут. В конце концов, Николасу стало скучно. Мысли о том, что пора оставить старика и вернуться домой к нормальной жизни, стали частыми посетителями его сознания, но дальше мыслей дело не заходило. Николас понимал, что оставить больного старика одного, если бы даже и захотел, то не сможет. Его сердце все чаще подававшее признаки жизни не позволило бы ему совершить столь жестокий и бесчеловечный поступок. Поэтому Николасу ничего не оставалось, как бороться со скукой с помощью журналов и газет или по примеру старика раздумывать о собственной жизни. Но в отличии от старика Николасу не хватало терпения уделять этому занятию много времени и тогда он снова возвращался к чтению журналов и газет.

Когда же и журналы с газетами становились ему безразличными, он откладывал их в сторону и скользил взглядом по необъятным просторам его второй родины. Он давно жил в Украине, но только сейчас, когда вместе со стариком стал колесить по дорогам этой страны, понял, что истинная Украина не в городе, а за его пределами, среди множества сел с покосившимися от времени хатами, красивыми садками и дряхлыми стариками и старухами, сидящими на лавочке у ворот своего поместья и провожающими тебя любопытными взглядами, среди бескрайних полей, где жужжат над клевером пчелы, стрекочут в траве кузнечики и носятся в воздухе майские жуки, среди густых зеленых лесов, лесов настолько тихих, что падение старого дерева воспринимается как выстрел из пушки.

В такие минуты Николас часто вспоминал родную Францию с ее великолепными альпийскими лугами, живописными долинами, изумительными виноградниками и тихими деревушками. И тогда Николас понимал, что истинная Франция это не роскошные Елисейские поля или строгая Триумфальная арка, не собор Нотр-Дам-де Пари, не самый известный в мире музей — Лувр и не бесподобный Версаль. Как и в Украине, истинная Франция находится не в городах, а за их пределами, вдали от искусственной городской жизни.

В конце концов, Николасу пришлось мысленно поблагодарить старика за то, что тот позволил ему сопровождать его в Полтаву. Николас понимал, что если бы не старик, ему еще долго пришлось бы жить в неведении о том, что за порогом дома находится мир, от созерцания которого сердце наполняется радостью.

Шорох отвлек Николаса от чтения журнала, заставив его посмотреть на старика. Тот отложил в сторону тетрадку с ручкой, поднялся с земли и направился к реке. У реки он опустился на колени и зачерпнул пригоршню воды, после чего поднес ее к лицу и ополоснул его. Поднявшись на ноги, старик какое-то время смотрел на реку, затем, почувствовав слабость сел на землю и закрыл глаза. Тошнота подкатила к горлу старика, а правом подреберье ожила боль. Старик склонился над рекой и его вырвало.

— Я ж и не ем почти ничего. Откуда же