Варяжский сокол - Сергей Шведов

Иегуда ахнул, ибо бек не солгал. По залитой лунным светом дорожке действительно двигалось существо из чужого мира. Одежда и волосы женщины развевались на ветру, а в руках у нее была золотая чаша.

– Иегуда, Иегуда, я жду тебя.

– Что за бред, – выкрикнул рабби и отшатнулся назад. Однако беки не только придержали уважаемого купца, но и, подхватив под руки, помогли ему спуститься по каменной лестнице в сад. За спиной у рабби голосили испуганные слуги, а он, похолодев от ужаса, ждал решения своей судьбы.

– Бред, – шептал он чуть слышно непослушными губами. – Это же бред.

– Я тебе всегда говорил, рабби, – шутить с Навьим миром опасно, – сказал Карочей. – Пей, собачий сын. Смерть от яда легче, чем под кнутом палача. Милость кагана безгранична.

Иегуда принял из рук Сухраба полную до краев чашу, а пролить из нее хотя бы каплю ему не позволили уважаемые беки. В горле у рабби еще булькало вино, но тело уже не подчинялось разуму. Впрочем, в конвульсиях он бился недолго и вскоре рухнул на землю среди цветников, источающих неземной аромат.

Каган Обадия на удивление быстро пришел в себя после пережитых потрясений. Утраченные было силы вновь вернулись к нему, а в глазах появился прежний стальной блеск владыки, уверенного в себе. Ни Карочей, ни Жучин ни словом больше не обмолвились о событиях страшной ночи в присутствии кагана, а известие о смерти рабби Иегуды Обадия пропустил мимо ушей, словно речь шла о погонщике ослов, а не о самом влиятельном и богатом рахдоните в Хазарии. Впрочем, никто кагана за равнодушие не осуждал, ибо в свете несчастий, обрушившихся на его голову, смерть престарелого дальнего родственника выглядела мелкой неприятностью. Между тем по городу ползли упорные слухи, что жадный до чужого добра рабби стал жертвой Навьего мира. Болтали и о призраке, который якобы грозил уважаемому Иегуде кулаком. Договорились уже до того, что к рабби приходил сам Чернобог Велес, который не упустил случая, чтобы заполучить для Навьего мира столь порочную душу. Но когда простодушный ган Касога заикнулся было о призраках в присутствии кагана, то бек Вагиз бросил на него такой страшный взгляд, что у болтуна едва язык не прирос к нёбу. Однако просьбу ближних беков о новой избраннице каган выслушал благосклонно.

– Тебе всего сорок лет, Обадия, – выразил общее мнение Жучин, – а каганату нужен наследник. Не Хануке же отдавать власть.

– Я женюсь, – твердо сказал каган. – После похода.

– Но почему после? – не понял Жучин.

– Я не хочу, чтобы на моих детей пала тень Черного крыла. Ты должен понять меня, Ицхак.

– Но ведь это глупое суеверие, Обадия!

– Может быть, Ицхак, но хазары в него верят, а я не хочу, чтобы моих детей называли сыновьями Дракона.

Жучин отказывался понимать кагана. Умный властный человек – и вдруг такая непростительная слабость. Тем более непростительная, что она могла погубить Хазарию, вверенную Обадии Богом. Случайная стрела, удар меча или секиры – да мало ли что может случиться с человеком в военном походе? Зачем же подвергать риску собственную жизнь, когда есть преданные беки, способные решить любую задачу, поставленную перед ними.

– Это выше его сил, Ицхак, – вздохнул Карочей.

– И ты туда же! – с досадой выкрикнул каган-бек. – Но ведь ты сам разоблачил ряженых, скиф! Так в чем же дело?

– Не знаю, – честно признался Карочей. – Видимо, разум и душа – это далеко не одно и то же. Разумом я все понимаю, но душа продолжает томиться в тревоге. Поверь мне на слово, Ицхак: Обадия станет прежним только тогда, когда увидит мертвыми Воислава Рерика и боготура Осташа. Ибо их смерть будет означать, что силы небесные на стороне кагана, а не его врагов. Чтобы стать богоизбранным каганом, ему нужно выиграть схватку на Калиновом мосту. И тогда за ним пойдут не только иудеи, но и язычники. Он станет повелителем не только Хазарии, но и Руси. Два человека могут помешать ему, Ицхак, только два. И мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы Сокол и Бык навсегда исчезли из нашего мира.

Каган выступил в поход в начале осени. Беком Правой руки он назначил Ицхака Жучина, беком Левой руки – Карочея. Это было неслыханное возвышение многими нелюбимого скифа, но в Хазарии не нашлось человека, который посмел бы перечить Обадии. Дабы избежать сюрпризов, каган взял с собой в поход брата Хануку и его старшего сына Моше. Знатные рахдониты, хорошо осведомленные о причине смерти рабби Иегуды, испуганно примолкли. Слов нет, уважаемый Иегуда слишком увлекся борьбой за влияние в каганате и переступил черту, но зачем же бросать столь чудовищную тень на его память, а следовательно, и на семью. Ведь теперь в Итиле каждая собака повторяет, что рабби Иегуда продал душу не то злому дэву, не то черному богу, не то еще кому-то из потустороннего мира. Мало того что самого кагана называют Змеем Тугарином, так теперь и на уважаемых рахдонитов пала тень. Их стали подозревать в колдовстве и связях с Навьим миром. И что особенно обидно – подозревают не только чужие, но и свои сефарды из простых и бедных родов, которые как-то уж очень быстро прониклись чужими страхами и суевериями. Бек Лазар попытался донести до Ицхака Жучина чаяния встревоженных рахдонитов, но каган-бек оставался равнодушен к тревогам соплеменников и единоверцев.

– Хватит, бек, – остановил Лазара Жучин. – Вы получили все, что желали. Вы купаетесь в золоте. А нищих в Итиле становится все больше, в том числе и среди сефардов. Помогите хотя бы им. Нельзя клясться именем бога и забывать о его заповедях.

– Каган Обадия не делает различий между истинными иудеями и мнимыми, – осторожно заметил бек.

– Мнимых иудеев в Хазарии нет и не будет, Лазар, – жестко сказал Жучин. – Запомни это и передай другим. Как только мы начнем разделять людей по крови, нас тут же сомнут. Просто уничтожат. И нам не помогут ни бог Яхве, ни мечи наемников.

Каган Обадия, призвавший под свою руку более шестидесяти тысяч человек, не собирался затягивать военные действия. Именно поэтому он обрушился на юг Русалании, беспощадно разрушая станицы и городки. У русов не было иного выхода, кроме как покинуть свои крепости на севере и двинуться навстречу хазарской рати, которая, пройдя Русаланию насквозь, грозила вторгнуться в полянские и радимецкие земли. Дабы ни у кого не возникло ни малейших сомнений в его намерениях, Обадия переправился через Дон и встал лагерем неподалеку от крепости Лука, где верховодил его главный враг, Воислав Рерик. Искар Урс привел свои полки туда же. Его объединенная рать насчитывала сорок тысяч человек ротариев, радимичей, новгородцев, скифов и славян. Все понимали, что битва у крепости Лука будет решающей. Во всяком случае, для Русалании. Но, покорив Русаланию, каганат наложит тяжелую лапу и на остальные княжества Руси. Именно поэтому радимичи прислали Искару Урсу десятитысячную рать во главе с боготуром Торусой. Очень долго сомневался великий князь Дир. Так долго, что Сивар Рерик, прискакавший в Киев, пообещал нерешительному сыну покойного Яромира похлопотать о нем перед Навьим миром. Трудно сказать, что больше подействовало на Дира, угрозы залетного Сокола или давление собственных бояр, опасавшихся хазарского вторжения, но он скрепя сердце двинул-таки в Русаланию двадцатитысячную рать. Более того, сам же ее и возглавил. Решимость Дира, на нейтралитет которого каган не без основания надеялся, резко поменяла ситуацию. Теперь рать Искара Урса по численности сравнялась с хазарской.