На исходе ночи - Иван Фёдорович Попов

— Чего же вы-то сидели до сих пор в сторонке?

Расстались мы очень хорошо. Был намечен для Никанора Никаноровича подробный план действий. Я обещал, что мы ускорим возвращение Прохора к работе и пришлем его в помощь Никанору Никаноровичу, а пока общее руководство воссоздаваемой организации на бумагопрядильной возьмет на себя Ветеран.

Встреча с кондитерами была недолгая. Жили они неподалеку от Тульской, в заброшенном тупичке. Чтоб попасть к ним, надо было пройти небольшой садик, где было несколько молодых ветел, старая черемуха и два куста бузины. На три ступеньки шел спуск в сени, в сенях — ушат замерзшей воды, дверь с разорванной рогожкой, незапертая; в прихожей запах ваксы и щей.

— Кого идолы несут? — крик из комнаты, смех, хохот, и голос еще громче: — Вали, вали, вваливайся!

А потом смущение:

— Извините, мы ждали нашего парня, за пивом побежал… день-то праздничный…

Парень действительно появился сейчас же за нами. И тоже был смущен: такие гости, а он — с пивом!

Жили кондитеры и харчевались вместе, родом же были из разных мест и работали на разных предприятиях: один — на фабрике Эйнем, другой — на фабрике Ленова, а третий — у «поставщика его величества Ивана Давидовича Иванова», как он сам иронически величал своего хозяина.

Видно, шел постоянный спор между парнями о том, кто из них работает на более значительной фабрике. Эйнемовец по этому поводу заметил:

— Фабричка-то Ивановых — закутка, не фабрика — одна отсталость. Там никакой технике не научишься.

Познакомились они друг с другом случайно.

— Свело нас знаете что? — сказал эйнемовец. — К одному и тому же газетчику на углу в одно время подходили и спрашивали «Вестник труда». А доставляли его газетчикам всего по нескольку номеров. Чуть запоздаешь — и уж нет. Шел он средь рабочих нарасхват. И вот видишь: перед носом у тебя парень купил и уносит. Ты к нему: «Позволь глазком бросить…» Вот этот Тишка, бывало, газету предо мной развернет, а сам непременно огрызнется: «Поспевать надо самому купить». А вот этот Шурка укорять его возьмется: мол, не собственность, а для всех нас общая рабочая газета. Так вот, слово за слово, и сошлись, учуяли, кто чем дышит, а потом: «Ребята, а чего бы нам не встать вместе, всем троим, на харчи к одной хозяйке, в одну комнату? И газету будем один раз покупать, а не трижды, и обсудить сообща можно». Вот так нас три черта бешеных и подружились…

Деловой разговор не налаживался. Раз смутившись от неуместного появления пива, ребята никак не могли войти в серьезный тон, напускали на себя удальство, балагурство, натужно острили и все топтались возле смешных, анекдотических житейских происшествий, какие с ними случались. К тому же у них, видно, балагурство стало обычной манерой разговора меж собой, и каждый из них стеснялся друг перед другом переходить на разговор без шуток и острот.

Они были мне очень милы. Но следовало круто изменить предмет разговора и показать им свою солидность. Я по опыту знаю, что если со своими однолетками, молодыми рабочими, чересчур войдешь в балагурство при первом знакомстве, то рождается такого сорта панибратство, которое дальше будет мешать и делу, и дружбе.

С каждым в отдельности мы обсудили, какие кому надо предпринять на своем предприятии организационные шаги, чтоб заложить основу для постоянной связи и для вовлечения новых людей. По всем трем фабрикам предвидеть возможность организовать для начала небольшие пропагандистские кружки. А сверх того решено было составить для них один общий систематизированный план самостоятельного чтения и занятий с пропагандистом. Я намечал им в руководители по самостоятельному чтению Соню, — она почти исчерпывающе знала популярную марксистскую литературу.

При расставании один из них, Тиша, вызвался нас проводить двором и садиком, где посуше.

— И мы с тобой, — сказали двое других.

Тиша это резко отклонил:

— Провожает только один.

Клавдия находила, что проводы вообще не нужны, не конспиративны. Но Тиша стал горячо оспаривать. Ему, очевидно, хотелось что-то еще договорить отдельно.

Переступив порог сеней, он сразу пустился в объяснения:

— Насчет пива вы, пожалуйста, не подумайте чего… Надо же было так случиться, так совпасть! Один раз — не обычай, как говорится в пословице.

Еле-еле мы его успокоили. Он все опасался, что мы их сочтем за пьянчужек и больше не придем. Удостоверившись, что такой беды не предвидится, он также горячо и так же без остановки перешел к другому предмету. При товарищах он стыдился вступать снами в спор, не осрамиться бы. А отпустить нас, не поспорив и не покритиковав, видно, мешала ему страсть принести пользу делу и поправить то, что он считал нашим недосмотром и ошибкой.

— Мало мы, товарищи, видим руку организации нашей замоскворецкой… Ведь с тех самых пор, как были митинги у ворот, масса-то, рабочий-то простой, не видит, не слышит о каком-нибудь большом выступлении нашей нелегальной организации… Я, конечно, мало чего сам знаю, но, дорогие товарищи, не слишком ли шибко гонитесь вы за легальной работой в профессиональных союзах и прочих?.. Это же все одна видимость, а не существо дела. Выпускайте больше листков, прокламаций. Давайте литературу… Будто бы есть такие газеты на папиросной бумаге, тайно печатаются, и будто бы Ленин в них пишет, и будто бы присылаются они по всем заводам, где партия имеет своих. Нам бы вот и почитать товарища Ленина, что он о нынешнем времени нам скажет… А уж поверьте — мы сбережем такую статью и постараемся как можно больше с ней других ознакомить, это уж верьте.

Я тоже думаю: отчего бы не попробовать и массовку созвать… Нынче перед вашим приходом мы говорили об этом, ждали-то мы вас не нынче, а к завтрему… но, как нынче праздник и мы все трое свободны, отправились мы втроем за заставу, посмотреть, много ль снегу на полях. И куда тебе на полях! — даже в лесу и то почти растаяло. Так кое-где в лощинках остались бугорки, хоть к сумеркам, как сейчас, и завертывает холодок, но все еще вязко шагать по сплошной земле, где нет тропинок. Так это ничего, через пять-шесть дней подсушит, если будет солнышко, да и ветром обдует. А задачу перед собой поставить — о массовке. С нашей фабрики обещаю не меньше пятидесяти человек. И вот бы новое, что Ленин пишет, и рассказали нам на массовке. А то ведь уж и недовольство идет: где она, организация-то, спит, что ль, и на что она призвана? Говорю вам от всех нас троих. О массовке мы со всех сторон взвесили. Как думаете, а?.. Вот разве что лес