Лжедмитрий. Игра за престол - Михаил Ланцов

Спина прямая. Плечи откинуты назад. Взгляд дерзкий. На лице легкая усмешка.

Шлеп. Шлеп. Шлеп. Босыми ногами по брусчатке Кремля.

Ну а что ему стесняться? Тело красиво прокачано, здоровое и полное сил.

Казалось, что в каждое окно смотрели любопытные глаза, ожидавшие развязки провокации. А уже возле терема Дмитрия нагнал патриарх. Глаза – как блюдца. От возмущения чуть ли не задыхается. Поинтересовался, какого беса парень творит.

– Это платье Адама, – невозмутимо ответил Дима. – Его не стесняются, если уродств или болезней нет. Да и что мне надеть? Воры украли мою одежду здесь, в Кремле. Куда катится мир?!

После чего развернулся и, сверкая голым задом, прошествовал дальше с максимально гордым видом.

Одежду вернули. Через несколько часов. Постиранную и просушенную. С извинениями. А вот передвижение ограничили. Большую и малую нужды пришлось справлять на месте. Горшки выносили исправно. Аналогично обстояли дела и с омовениями. Выходить нельзя, а в покоях хоть два раза в день плескайся в большой деревянной кадушке, куда слуги натаскивали горячей воды. Не говоря уже про помывку морды лица и лап всевозможных.

Из развлечений только книги позволили. Да и тех три штуки: молитвослов, Евангелие и Житие Антония Сийского, сочиненное лично царевичем Иваном. Учитаешься! Для человека из XXI века – «самое то». Как будто пошутили с особым цинизмом. Хотя, в принципе, Дима допускал, что этот поступок был вполне себе обычным благим намерением. Они-то тут не разбалованы чтением.

Так что ничего, кроме тренировок, ему не оставалось. Иначе от безделья взвоет. Вот и убивался до полусмерти, изнуряя тело. А потом отмокал в деревянной кадушке. Сон. Еда. И по кругу. Считай – тюрьма повышенной комфортности. Разве что женщин не было. А те служанки, что к нему заглядывали по делам, были не только стары, но и страшны, как черт с бодуна. Ему явно мстили за его голожопое дефиле да крики о ворах.

Но ничто не может идти вечно. И даже этот вздор.

Сидел он, значит, за столом и пытался в очередной раз осилить зубодробительный текст о злоключениях самоотверженного мазохиста. Ну, Житие святого то есть. И тут шум за дверью. Явное и весьма бурное движение. Топот. Говор. Видно, целая делегация. Впрочем, он как сидел, так и остался. Вот еще. Вставать. Обойдутся.

Лязгнул засов. Дверь отворилась. И в помещение вошли двое крепких мужчин в дорогих одеждах. У каждого на поясе сабля да кинжал. Следом патриарх. Ну и так далее – целая толпа лиц в двадцать. Последней в помещение робко скользнула старая женщина, в простой иноческой одежде.

– Я вас слушаю, – произнес Дмитрий, не вставая. Книгу, впрочем, тоже не закрывая, намекая тем самым, что не желает уделять им много времени. Ходят тут всякие, от дел отвлекают.

– Дмитрий… – тихо произнесла женщина, ее губы задрожали, а по щеке побежала первая слеза.

– Кто ты? – невозмутимо поинтересовался наш герой.

– А ты не помнишь? – с ехидцей осведомился патриарх.

– Не думал, отче, что твоя память стала столь слабой. Уж не амнезия ли тебя поразила?

– Амнезия? – удивленно переспросил патриарх, прекрасно поняв семантику данного греческого слова. Но что подразумевал Дмитрий, не осознал.

– Не ведаешь разве? Недуг такой. Потеря памяти. У нее много видов и форм. Например, ретроградная амнезия, при которой больной не помнит, что было до заболевания. Обычно такая хворь приключается после травматического шока или нервного потрясения. У тебя же, отче, мыслю я, новомодная амнезия от изрядного хитроумия, ибо дразнишь меня попусту. Не далее чем месяц назад говорил тебе, детства своего не помню. Ничего. Вообще, – выдал Дмитрий свою довольно наглую тираду. Кто не слышал в XXI веке про амнезию и хоть что-то про нее не читал? Вот Дмитрий и постарался вплести ее в свою легенду. Но, сам того не ведая, учудил совершенно в стиле Ивана Грозного. Тот слыл одним из самых образованных людей своего времени и прекрасно разбирался в книжной учености. Ну и поспорить любил прилюдно, демонстрируя свои знания и умение мыслить.

– Эта женщина, – произнес патриарх, переварив сказанное, – старица Марфа. Она мать царевича Дмитрия…

– Зачем ты ее привел? – перебил его Дмитрий.

– Ты не хочешь, чтобы тебя опознали как царевича Дмитрия? – прищурившись, спросил Василий Иванович Шуйский. Он-то для себя все уже решил. Ему хватило того, что увидел. Внешность, манеру держать себя, говорить. Тем более что, как ранее, в более древние времена, так и позже, это все было важным маркером благородства. Как и хорошо откормленная тушка. Тело же этого Дмитрия видели практически все обитатели Кремля – явно не знавшее голода, крепкое, прекрасно тренированное. Редкий аристократ таким может похвастаться. Вкупе со сведениями о добром владении шпагой это были паспорт и свидетельство о рождении в одном флаконе. А также водительские права, аттестат зрелости, карточка пенсионного страхования и так далее. Но эту юродскую игру, как он оценил для себя происходящее, поддержал. По его воспоминаниям и рассказам отца, Иван Васильевич мог и не такое учудить – известный ценитель придворного балагана.

– Хочу, не хочу, – пожал плечами Дмитрий. – Я не знаю, являюсь ли им, а самозванцем становиться не желаю. Пока же все это меня не убеждает. Откуда я знаю, что эта женщина вдовствующая царица Мария Федоровна? Вы могли взять первую встречную с улицы и разыграть меня. Я ведь ее не знаю. А если и знаю, то не помню.

– Я клянусь, что это не розыгрыш, – произнес патриарх и демонстративно поцеловал крест.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий. – Теперь ты, – кивнул он старой женщине. – Скажи, почему ты заплакала, назвав меня Дмитрием?

– Потому как ты похож на моего сына.

– А почему я слышал, что царевич должен быть черен волосами да с карими глазами?

– Откуда же ты это слышал? – неподдельно удивилась она. – Все дети Ивана Васильевича были рыжие, так или иначе. Да и глаз карих никто не имел. Голубые да серые.

– Поцелуй крест в том.

Она безропотно поцеловала.

– Ты, – грозно произнес Дмитрий, указывая на одного из довольно молодых мужчин. – Еще раз оскалишься на крестное целование, зубы повышибаю!

– Что?! – ахнул тот, задыхаясь от вспышки гнева, и потянулся к сабле, но сразу осекся. Василий Иванович рыкнул на него, грозно сверкнул глазами и погрозил кулаком, произнеся:

– А я добавлю! – Шуйскому вполне нравилась эта игра. Да и скалиться на крестное целование действительно негоже.

– Мария Федоровна, – произнес Дмитрий, продолжая, – ты же понимаешь, что этих слов недостаточно. Рыжий и голубоглазый. Мало ли таких? Говорят, что я на Ивана Васильевича похож весьма. Так ведь сын его старший, Федор Иванович, иной получился. И ростом, и сложением тела. Нужны более веские доводы, чтобы я тебе поверил. Все мы тебе поверили. Подумай. Вспомни какие-нибудь особые приметы. Родинки, пятна на коже или еще что подобное. Сообщи видакам. Посмотрим. И разойдемся. Ты в монастырь, а я на плаху. При таком сходстве с Иваном Васильевичем меня живым не отпустят.