Рунный камень. Книга 2. Вендетта - Крис Хамфрис

— Вы говорили, что Эмилия использовала какое-то место для отмщения.

— Да. И тем самым осквернила само предназначение маццери. Но ее это не волновало, так сильна была ее ненависть.

Скай не мог больше сидеть на месте. Вскочив, он воскликнул:

— Говорите же. Я хочу знать все!

— Я не могу.

— Вы должны! — Он едва не кричал на свою бабушку. — Ради этого я и приехал сюда! Мне это необходимо.

Паскалин встала, подошла к внуку и взяла его руки в свои. Скай еле сдержал рвущееся наружу недовольство, но что-то в ее прикосновении, во взгляде остановило его.

— Я не могу рассказать, потому что подобное нельзя «рассказать». Если я попытаюсь объяснить, это только собьет тебя с толку и запутает. Единственный способ понять — испытать самому. Единственный способ стать маццери — отправиться с ними на охоту.

Слушая бабушку, юноша испытал некое подобие дежавю: Сигурд при первой их встрече говорил, что Скай должен встретиться со своим предком Бьорном, чтобы научиться кое-чему, «испытав это сам». А научился он тогда убивать. Воспоминания — о том, как убивали викинги, как он стал соучастником убийства Олава в горах Норвегии, — разом обрушились на Ская. Его передернуло.

— Вы сказали, что их добычей является смерть?

Паскалин коснулась пальцами щеки внука, будто пытаясь измерить силу бушующих в нем страстей.

— Не в том смысле, в каком ты подумал. Это… — Она покачала головой. — Нет! Говорю тебе, это невозможно объяснить. Ты должен пойти со мной. Сегодня вечером. Тогда и узнаешь ответы. Ну, или, по крайней мере, хоть что-то для тебя прояснится.

Паскалин внимательно смотрела на внука, на лице ее отражалась внутренняя борьба.

— Доверься мне, Скай. Раз ты прибыл на остров, чтобы что-то познать, сегодня будет преподан первый урок. Когда ты отправишься охотиться в качестве ученика маццери.

Они договорились, что Скай вернется на закате и принесет свои вещи; у бабушки была свободная комната, в которой он мог поселиться и сэкономить на проживании в хостеле, пусть стоило оно и недорого. Скай не стал говорить, что мог бы при желании позволить себе самый лучший отель Сартена, что на банковском счету в Лондоне у него десять тысяч фунтов, вырученных от продажи одного из бриллиантов Сигурда. Но шестнадцатилетний юноша, сорящий деньгами, привлек бы ненужное внимание. Он догадывался, что родители станут его искать, хотя, конечно же, в оставленном для них послании Скай не уточнял, куда направляется. Он написал только, что с ним все в порядке, что ему требуется побыть какое-то время наедине с собой, и прочий юношеский вздор. Они вполне могли поверить, а Скай планировал просить туристов отправлять родителям открытки, будто бы от него, из их родных стран: Италии, Швеции и других. Только вот Сигурд знал, что внук поехал на Корсику, а возможно, и что именно в Сартен. Этот факт серьезно беспокоил молодого человека. Ему совсем не хотелось снова повстречаться с дедом. До тех пор, пока он не будет готов к встрече.

Скай выбрал длинный путь к хостелу, лишь бы не проходить снова мимо дома покойного адвоката. Дважды Скай оказывался рядом с ним, и оба раза происходило нечто, мягко говоря, странное. До места он добрался слегка уставшим, вспотев от длительного подъема в гору, и в смятенных чувствах… Он оказался совершенно не готов к тому, что (или, вернее, кого) увидел на скамейке под каштаном.

Прошлой ночью она показалась Скаю хорошенькой, но сейчас, при свете дня, выглядела настоящей красавицей. Никаких черных одежд — на ней были белые джинсы и голубая блузка, выгодно оттенявшие загар. Она сидела на скамейке и болтала босыми ногами, сандалии валялись на земле. Следы от ремешков образовывали на загорелой коже букву V, и Скай сразу подумал о руне Кеназ, ассоциирующейся с факелом. Означала руна инициацию. Или ученичество, о котором говорила Паскалин? Он вдруг подумал: а не может ли узнать больше от этой девушки, чем от своей лысой бабки, пусть та ему и родня? Ощущение это только усилилось, когда Скай заметил что-то блестящее на стройной лодыжке — золотой ножной браслет.

Он оторвался от ног и посмотрел в ее глаза. Когда он только подходил, девушка читала, теперь же уставилась на Ская. Они играли в гляделки довольно долго, пока он наконец не шагнул вперед.

— Bonjour, — поздоровался Скай.

Она подняла руку и прикрыла глаза от солнца.

— Bonjour.

— C’est Jacqueline, n’est-ce pas?

Она кивнула.

— Jacque. Et vous? — Она указала большим пальцем в небо.

— Oui. — Скай кивнул на скамейку. — Puis-je…?

— Je vous en prie.[15]

Он последовал приглашению. Жаклин отложила книгу и посмотрела на юношу. Даже сидя, Скай на фут возвышался над ней. Теперь он видел, что глаза у девушки не черные, как показалось прошлой ночью, а темно-карие. И очень густые ресницы, черные, как вуаль, которая накануне скрывала ее лицо, и как волосы, сегодня аккуратно обрамлявшие лицо. Когда Жаклин кивала, они падали ей на глаза.

Накануне Скай убедился, что девушка говорит по-английски намного лучше, чем он — по-французски, и не хотел сейчас оказаться в невыгодном положении.

— Вы ждали здесь меня?

— Ждала? Почему же? Разве это не прелестное местечко?

Он улыбнулся.

— Разумеется. Но наверняка здесь много прелестных местечек, где, как вы знали, меня можно встретить.

Девушка пожала плечами, но не в знак отрицания. Множество вопросов, вертевшихся на языке, казались слишком прямыми. Трудно вести непринужденную беседу с человеком, с которым познакомился только накануне ночью, прячась от толпы призраков. Поэтому Скай просто сказал:

— Вы хорошо владеете английским.

— Не так уж и хорошо. Но я ходила в школу в Борн-Муте. — Она произнесла название Борнмут так, будто оно состояло из двух слов. — Там я училась. А как вам удалось освоить французский?

— Немного занимался в школе. А этим летом прослушал курс на компакт-дисках. Pas bien.[16]

— Тогда, возможно, если вы задержитесь здесь на некоторое время, станете говорить лучше.

Она смотрела прямо в глаза Ская, и ему хотелось ответить: «Да, если вы будете моим учителем». Но желательно было произнести эти слова на французском, но, пока Скай раздумывал над ответом, послышался грохот. На площадь выехал мотороллер, сверкающий полированной сталью и зеркалами. Глушитель был неисправен, или же его специально сняли, так или иначе, мотор издавал громоподобный рев. Особенно громко он рыкнул, когда мотороллер остановился возле скамейки, после чего седок выключил двигатель.