Победа на Янусе - Андрэ Нортон

Терранец не строил иллюзий насчет меткости своей стрельбы. Самое большее, на что он надеялся, — это то, что его примитивное орудие причинит довольно сильную боль врагу, защищенному крепким панцирем. Возможно, если Шенну повезет, ему удастся сбить противника с его когтистых лап. Однако этот довольно зыбкий шанс, витавший над полем сражения, обратился на пользу Шенна. Как раз в нужный для Шенна момент трог вытянул голову из ее обычного положения, когда ороговевший панцирь служил защитой для всех уязвимых частей тела пришельца, и Шенн увидел совершенно открытый низ его горла. И объятое пламенем острие копья глубоко вонзилось в незащищенное место. Троги всегда молчали, или по крайней мере ни один терранец ни разу не слышал звука их голосов. Этот тоже не закричал. Но он заковылял куда-то вперед с поднятыми передними лапками, когтистые пальцы пытались выдернуть из горла удушающее копье, угодившее точно под верхнюю челюсть, а голова противника была повернута под неестественным углом. Не обращая никакого внимания на своих собратьев по оружию, трог неуклюже побежал прямо на Шенна, словно мог видеть его в темноте и стремился лично отомстить терранцу. В этом странном беге было что-то настолько жуткое, что Шенн решил отступить со своей позиции. Когда его рука выхватила из ножен, прикрепленных к ремню, нож, каблук его сапога зацепился за какой-то корень, скрытый высокой травой, и Шенн потерял равновесие. Раненый трог, по-прежнему пытаясь вытащить из горла копье, возвышающееся над его грудной клеткой, продолжал нестись вперед.

Шенн отполз назад и тотчас же угодил в нежные объятия кустарника, так что он не смог достичь земли. Он схватил в охапку несколько острых веток и, расчистив ими довольно широкий участок земли, лег. Потом он вновь услышал тот пронзительный вой из лагеря, от которого у него в первый раз заледенела душа. Вой подбодрил его; он понял, что победил. Он свободен. Но он не мог обернуться на раненого трога и продолжал отступать в сторону.

В темноте трог уже успел выбраться из лагеря. Он шел напролом через кустарник, сметая все на своем пути. Двое из трогов с линии огня последовали за своим командиром. Шенн снова ощутил их запах, а раненый трог все еще двигался наобум, без всякой цели, как робот.

Самое лучшее — это продвигаться к реке. Высокая трава цеплялась Шенну за ноги, когда он пустился бежать. Несмотря на темноту, он сомневался, что сумеет пересечь совершенно открытое пространство. Ночью флора на Колдуне выглядит особенно таинственной. Трава приобретает десять… двадцать оттенков, а деревья издают бледное фосфоресцирующее свечение, разнообразное по силе, но все же создавая некое подобие света. И дорога перед Шенном теперь переливалась неровными пятнами этого свечения, но не настолько сильного, как пропитанные химическим составом горящие шары из мха, которыми нападающие усеяли лагерь точно свечами. Зато этого тусклого света вполне хватало, чтобы выдать с головой любое неосторожное существо, пересекающее территорию. К тому же у Шенна не было никаких причин считать, что зрение трогов слабее человеческого; возможно, напротив, они видели куда лучше его. Шенн пригнулся и, перепрыгивая через кочки, зигзагами добрался до спасительного берега реки.

Примерно где-то в миле вниз по течению должен находиться плот, сооруженный терранцами, на котором Торвальд надеялся добраться до моря, лежащего в пятидесяти терранских милях к западу. Однако в эти мгновения ему необходимо преодолеть всего одну милю.

Росомахи? Торвальд? Существовал единственный способ, могущий заставить животных встретиться. Тагги завалил «оленя» совсем незадолго до того, как они оставили здесь плот. И тогда вместо того, чтобы разрешить животным устроить себе праздник с сытным обедом, Шенн бросился к хлипкой платформе из связанных лианами ветвей и бревнышек и подтолкнул плот по течению, несмотря на то что он по-прежнему был привязан к берегу.

Росомахи всегда прячут часть добычи, которую они не доели, и, как правило, закапывают останки жертвы в землю. Поэтому Шенн надеялся, что, уйдя из хижины, оба зверя, когда проголо-

даются, возвратятся туда, где зарыли «оленя». А они голодны, потому что как следует не ели практически целый день.

Торвальд? Что ж, офицер-изыскатель, сумевший претворить в жизнь план, который готовил пять суток, не пропадет. Шенн достаточно хорошо успел узнать его и понял, что его непростой компаньон гораздо сообразительней и способнее его в условиях дикой природы, что он и сумел доказать, в то время когда Шен-на обуревали мрачные сомнения насчет правильности направления пути к выживанию.

Он прикинул в уме свой последующий путь отступления, лежащий вдоль берега реки. Когда он бежал, сердце было готово выскочить из груди, но не из-за физической нагрузки, а из-за леденящего душу жуткого воя, вновь донесшегося из лагеря. Более сильный свет обозначил край проема между холмами, куда убегал водный поток, о чем Шенн раньше не знал. Он ринулся вниз и, крепко прижимаясь к земле, стал ползком преодолевать последние несколько футов.

То, что он увидел внизу, можно было легко принять за неясное бледное свечение. Шенн облизнул пересохшие губы и попробовал на вкус вязкий сок, оставшийся на его лице во время его борьбы с почти непроходимым кустарником. Когда наконец перед ним расстелилась полоска луга, поросшая низенькими растениями, проем внизу оказался довольно широкой лощиной, заросшей старыми ивами, склоняющимися над водой. Итак, спускаться вниз было равносильно тому, чтобы обратить на себя внимание любого преследующего его трога. Так что Шенн мог идти только по верхнему оврагу, надеясь добраться до конца светящейся растительности внизу.

Шенн находился всего ярдах в пяти от места, откуда он мог начать спуск к реке, когда внезапный шум за спиной поверг его в ужас и заставил осторожно оглянуться. Лагерь был виден наполовину, а костры уже догорали. Но прямо на него через лужайку катился огромный, спутанный живой клубок.

Торвальд отбивается от врагов? Или росомахи? Шенн приподнялся, чтобы приготовиться наброситься на противника. Он колебался, чем лучше воспользоваться в драке — шокером или ножом? В стычке с раненым трогом шокер не причинит ему сильного вреда. И тогда Шенн решил испробовать на враге нож. Сможет ли он, изготовленный из суперпрочной стали, пробить бронированный панцирь противника?

Он вновь посмотрел надвигающуюся массу. Безусловно, шла борьба не на жизнь, а на смерть. Что-то страшно уродливое наконец рухнуло наземь и покатилось вниз прямо на ярко освещенные деревца. Шенн увидел тускло мерцающий панцирь трога и… ни следа шерсти, плоти или одежды. Неужели это сражались два чужака? Но почему?

Одна из фигур с трудом поднялась и согнулась над безжизненной грудой, лежащей на земле, и что-то тянула к себе. Шенн едва сумел разглядеть древко своего копья. Фигура, лежащая на земле, не шевелилась, когда копье наконец было выдернуто. Неужели командир трогов мертв? Шенн очень надеялся, что это так. Он спрятал нож обратно в ножны, похлопал по его рукоятке, чтобы убедиться, что нож четко покоится на своем месте, и пополз прочь. Река, извиваясь тут и там, впереди впадала в небольшое озеро, окаймленное высокой тенистой травой. Берег, поросший ивами, резко оборвался. Со своего места Шенн посмотрел на место сражения и заметил второго трога, стремительно пересекающего лужок. Шенн проследил, как он подошел к своему товарищу и, взвалив его на спину, понес обратно в лагерь.