Ключевая фраза - Рубен Маркарьян

– Вот же, – сказал Артем, – может, правда, пойти учиться на мага-волшебника?

– Иди, иди, – наконец повеселел дядя Вова. – Только для начала сходи в церковь, закажи «за здравие» и свечку поставь. А потом найди время ко мне заехать, проверим тебя. Мало ли, может, он успел тебе в ауру нагадить…

– Обещаю, – сказал Артем. – Завтра обязательно.

– Почему азотная кислота? – спросил Каховский сидящую напротив него Елизавету Вульф.

Обвиняемая в столь жестоком убийстве, хоть и не состоявшемся, меньше всего была похожа на человека, способного задумать и тем более реализовать зловещий план расправы над человеком, с которым ее связывал не просто штамп в паспорте. Этот человек, когда она осталась один на один с большим городом, не прося ничего взамен, предоставил ей заботу, которой она была лишена в детстве. А в детстве… Как пишется в книгах, Лиза не знала ни отца, ни матери. Точнее сказать, лучше бы не знала, ибо вроде вполне нормальный папа-офицер не оставил в ее жизни никакого следа, кроме самого факта ее рождения, ну а мать, как уже было сказано, – это та самая особа, которая клеила на холодильник записки с угрозами. Вырвавшись из ада своего детства, Лиза оказалась на воле с навыками швеи и поломойки. Большой город навалился на нее всей своей притягательно-отталкивающей мощью, которую только может позволить такой мегаполис, как Москва. Выйдя из вагона поезда, довезшего ее в столицу, Лизавета чувствовала себя, как, должно быть, чувствует себя впервые выведенная погулять на улицу без поводка маленькая собачонка. Миллионы незнакомых запахов, отовсюду раздающиеся пугающие звуки, гигантские существа, перемещающиеся вокруг крохотного животного, заставляют замереть на месте без всякой надежды остаться не раздавленным всем этим. Она удачно в первый же день приезда временно устроилась портнихой в ателье, где ей вместо оплаты работы разрешили спать в подсобном помещении на цокольном этаже без окон и постельного белья. И как такая вот карманная собачка, поднятая на руки хозяйкой и посаженная в теплую дамскую сумку, так должна была почувствовать себя Елизавета Мышкина (такая фамилия значилась у нее в паспорте), когда на нее обратил внимание столичный житель – Федор Вульф. Ничем не примечательный студент, проживавший отдельно от родителей-москвичей в небольшой квартире в престижном районе Кунцево, с первого взгляда увлекся Лизой. Она была, как говорится, в его вкусе, если можно говорить о сформировавшемся вкусе у рядового юноши, ничем не выделявшегося на фоне сверстников и оттого не имевшего успеха у девушек. Длинноногие сокурсницы с модным макияжем встречались с симпатичными парнями на дорогих машинах, так что Федор со своим проездным на метро и невзрачной внешностью мог привлечь разве что квартирой. Но на квартире верхом нельзя было лихо подкатить к зданию университета, а в ночном клубе не принимали вместо денег рассказ о наличии недвижимости в кунцевской хрущевке. Федор довольствовался тем, что в его жизни был опыт близкого общения с одной представительницей противоположного пола: это было еще в 11 классе, когда он год практически жил со своей одноклассницей, родители которой были вечно заняты разъездами по миру. Вероятно, это общение и сформировало его вкус – даже не к женщинам, а к ситуации, с ними связанной. Общение с дамами представлялось ему вполне комфортным времяпрепровождением. Всегда готовая прийти ему на помощь мама, занимавшаяся домашним хозяйством и готовящая вкусную и разнообразную еду, приучила его к регулярному и правильному питанию, не говоря уже о привычке спать на чистом белье и выбирать из шкафа свежую рубашку на каждый день. Его пассия, не обладая длинными ногами, тем не менее была очень мила, опрятна и всегда хорошо пахла, а у нее дома был образцовый порядок, наводимый приходящей уборщицей, и заполненный ею же холодильник с продуктами, приобретаемыми на родительские деньги. В общем, Федор жил вполне комфортно, ему не нужно было завоевывать принцесс, тем более капризных, которые не могли ему дать ничего, кроме проблем с их покорением и требованием заботы о них.

К моменту встречи с Лизой Вульф уже расстался со своей школьной любовью, которую родители отправили учиться за границу, и какое-то время жил с родителями, ни с кем не встречаясь, пока после поступления в университет не переехал в квартиру умершей бабушки.

Федору захотелось самостоятельной жизни, да и мамина забота не могла заменить женскую ласку, к которой он успел привыкнуть как к составной части своего распорядка дня. Мама продолжала его кормить, правда, к ней он не так часто ездил из-за учебы, поэтому в его привычном жизненном укладе чувствовался некий изъян.

Вульф повстречал Мышкину, когда сдавал в ателье напротив своего подъезда порванные джинсы. Круглое лицо девушки-портнихи с темными бусинками глаз, коротко стриженными волосами и ямочками на пухлых щеках сразу покорили его, и Федор, не особо колеблясь, предложил Лизе поход в кино на вечерний сеанс. Ну а дальше все было как-то совсем естественно, ему нужно было заполнить образовавшуюся брешь в состоянии привычного комфорта, а ей очень хотелось в хозяйскую сумку, как тому тойтерьеру, стоящему на дрожащих лапах на холодном вокзальном асфальте. Он ничего не просил и даже не намекал на близость в первую совместную ночь, просто сказав:

– Если хочешь, можешь жить у меня.

Эта фраза прозвучала для Елизаветы в тот момент ее жизни, в ту минуту, когда она без семьи, без надзора и совета, застыла на мгновение перед целою сетью разных дорог. Куда ей было идти? Что выбрать? Если бы ей в ту минуту кто-то взялся предсказывать судьбу, то, конечно, всего менее ей был бы предсказан законный брак.

Она не имела повода дорожить своей девственностью. У нее не было родителей, которых бы могла огорчить ее неосторожность. Если бы она была воплощенной похотью, как следовало ожидать, глядя на ее мать, она бы попала в разряд салонных женщин Тверской улицы – если бы повезло; или, если бы не повезло, то спальных районов Марьино или Южное Бутово. Ресторан, сауна, кафе, чужая постель, отдых в Турции, синяки под глазами, больница… Она не пошла на Тверскую. Если бы у нее была развита практическая жилка, она бы поняла, что нужно навести чистоту и продать себя задорого какому-нибудь «папику», зачать ребенка и в случае расставания обеспечить себе «алиментарное будущее». Она и так не планировала поступить. Она много читала. С детства. Запоем. И, видимо, впитав из книг главное, она инстинктивно искала то, чего у нее не было, – семью.

Поэтому она пошла с каким-то наивным доверием на ночь к первому попавшемуся студенту, который просто участливо сказал ей: если хочешь, можешь жить у меня.

Кто бы сказал тогда, что с этой первой ночи она останется верной этому первому встречному почти пять лет, и чем это закончится?

– Почему азотная кислота? – повторил вопрос адвокат, выждав двухминутную безответную паузу после первого вопроса.

Елизавета молчала.

– Ну, хорошо, – Артем огляделся по сторонам. Допросная комната женского СИЗО номер 6 была гораздо мрачнее подобного помещения «Матросской тишины». От серых стен веяло не просто холодом, а безнадежностью полярной зимы в разгар лета; зарешеченные окна не просто сдерживали свет свободы, а держали его на привязи, не давая даже осветить пыль, растворенную в тюремном воздухе. Да и сам воздух имел не специфический чесночно-табачный запах мужского изолятора, а зловоние провинциального абортария.