Гульчатай, закрой личико! - Ирина Боброва

– Я несколько раз прочесал всю дорогу до того места, где девочка задала последний вопрос, расспросил лесных эльфов, те кликнули древесных гномов, – короче, выяснил, что ее схватило невиданное ранее чудовище. Толком никто не рассмотрел, все заметили только руку, покрытую черной шерстью, – хрипя, закончил рассказ Тыгдын.

– Ой, да что же мы делать будем! – разрыдалась Марта, прижимаясь к мужу.

– Ну в первую очередь мы успокоимся, поскольку слезами горю не поможешь, – сказал Гуча. Он заставил себя разжать кулаки и прошел к столу. – А во-вторых, кажется мне, что среди нас есть ведьма. И не будь я черт, если у нее не припрятано какое-нибудь волшебство.

Гуча с надеждой посмотрел на Гризеллу. Та задумалась, сморщила лоб и, вдруг вспомнив что-то, стала выворачивать карманы. Когда ей удалось найти нужную вещь, складки кожи на щеках разъехались и лицо обезобразил оскал длинных клыков, означавший улыбку.

– Вот! – сказала она и поставила на стол оловянное блюдо, покрытое толстым слоем грязи и сильно погнутое. Потом запустила руку в другой карман и выудила сморщенное старое яблоко.

Бенедикт, наконец-то пришедший в свое нормальное состояние, подошел к столу, взял посудину и приложил к лицу. Вмятина точно соответствовала по форме и размеру огромной шишке на лбу.

Гризелла забрала у ангела волшебный предмет и, игнорируя неодобрительный взгляд Марты, снова поставила его на сверкающую столешницу. Потом потянулась за яблочком, но пальцы наткнулись на пустое место. Все уставились на ангела. Тот покраснел и несмело положил на стол огрызок.

– Извините, пожалуйста, – пролепетал он, едва не плача.

– Вот саранча! – воскликнул Гуча, всплеснув руками. – Жрешь что ни попадя!

– Я нечаянно, – прошептал виновник, – я сам не понимаю, как это происходит.

Бенедикт не был обжорой, он просто был рассеянным. Иногда казалось, что его руки живут отдельно от остального тела. Стоило только рядом оказаться еде, как руки ангела принимались засовывать в рот все, до чего могли дотянуться. Другой бы на его месте растолстел, но Бенедикт оставался все таким же стройным и узкоплечим, как будто не поглощал калории в невероятных количествах.

Ведьма прошипела что-то не очень приятное об аппетите Бенедикта и, засунув руку в бездонный карман, выудила второе яблочко, еще старее первого. Прошептав заклинание, она подкинула яблочко. Оно завертелось в воздухе, упало на блюдо и… остановилось.

– Яблочко наливное, – сказал Гуча, догадавшись, что задумала старуха, – но, к сожалению, не функционирует – либо тарелочку долго амортизировали, либо яблочко сгнило. А жаль! Сейчас и мы девочку бы увидели, и похититель бы обозначился.

– Так это типа телик? – догадался Альберт.

– Это типа камера наружного слежения, – объяснил черт.

– Так че, не понял, кина типа не будет? – произнес Полухайкин, ни к кому конкретно не обращаясь. А поскольку интерес у него к данной посудине был личный, то действовал он решительно – взял оловянное блюдо и выпрямил его. Несколько движений мощных пальцев – и яблочко весело закрутилось по идеально ровной поверхности, показав сначала кусок неба, потом верхушки деревьев, а потом…

А потом за спинами людей раздался противный, режущий уши звук. Компания, с нетерпением ожидавшая, когда тарелка покажет цельную картинку, синхронно вздрогнула, люди оглянулись на звук.

На подоконнике сидело маленькое уродливое существо. Огромная пасть была открыта, острые зубы блестели, глаза кровожадно зыркали по сторонам, а звуки, которые издавала горгулья, можно было назвать как угодно, только не смехом. Острые когти сжимали свернутую в трубочку бумагу.

И снова Альберт действовал быстро и решительно. Он схватил со стола первое, что попало под руку, и бросил, точно попав в пасть незваной гостье. Горгулья захлебнулась смехом, раскашлялась и полетела прочь, грязно ругаясь.

К сожалению, под руку Полухайкину попалось наливное яблочко. Ведьма взвыла и, наверное, впервые в жизни потеряла дар речи. Она открывала рот, но звуки, вылетавшие из него, напоминали те, что только что издавала горгулья.

Полухайкин виновато отвел глаза, и вдруг улыбнулся – на полу лежал предмет идеально круглой формы. Он нагнулся и протянул Гризелле розовое яйцо.

– Остолоп! Фулюган! – обрела наконец-то дар речи ведьма, бросая на блюдо альтернативный вариант наливного яблочка.

Ведьма раскрутила яичко, и оно весело покатилось по тарелке.

Взору людей открылась следующая картинка: кусок синего неба, верхушки деревьев и большой зверь, который по этим верхушкам скакал.

– Обезьяна! – вскричал Полухайкин.

– Мексика, – в голос зарыдала Марта, увидев в руках похитителя дочь, а Гризелла всхлипнула и высморкалась в гриву Тыгдынского коня.

Обезьяна словно почувствовала, что за ней наблюдают, – она оглянулась, состроила рожу, потом с ловкостью циркового гимнаста спрыгнула на землю и юркнула в нору.

Сеанс прервался – яйцо пошло сеткой трещин и развалилось, выпустив на свет маленького розового дракона. Несмотря на лилипутский размер, дракончик обладал всеми признаками своей породы, мерзким характером в том числе – он немедленно плюнул огнем, превратив блюдо в сверкающую оловянную каплю.

– Не понял, – произнес Полухайкин, – это че: типа кина совсем не будет?

Он попытался прихлопнуть вредителя ладонью, но тот оказался шустрее – взмахнул крыльями и взлетел под потолок.

Дальше стало и вовсе не до него – в зал ворвалась разъяренная Брунгильда с мечом в руке. Голубые глаза прекрасной воительницы горели мрачной решимостью. Она занесла меч над головой супруга и крикнула:

– Прости, любимый!

От смерти Гучу спасло только то, что пять лет жизни с прямолинейной амазонкой приучили его всегда быть наготове. Брунгильда сначала действовала, а потом думала.

– Сдурела, Бруня?! – вскричал муж, отбивая мощные удары волшебного клинка.

– Аполлошу украли, – ответила супруга, яростно нападая. – Сказали, что обменяют голову мужа на голову сына.

– Ну и зачем тебе два безголовых мужика? – крикнул супруг, запрыгивая на подоконник.

Вопль заглушил звон металла и пробился в сознание Брунгильды.

– Меня обманули! – взревела она, опуская меч.

– Нет, Брунечка, они над тобой пошутили, а ты, как всегда, восприняла все буквально, – сказал Гуча, с трудом переводя дыхание.

– Ты, Брунька, не чуди, в натуре. – Полухайкин отобрал у Непобедимой меч. – Твой Аполлоша взрослый мужик и наверняка просто так не дался врагам.

– Да, во дворе десять трупов лежат, точнее, одежда от них, – ответила Брунгильда Непобедимая – в голосе ее звучала гордость за сына, хотя непонятно было, гордится она им как мать или как наставник гордится успехами ученика в рукопашном бою. Брунгильда вздохнула, сняла шлем и встряхнула короткими белыми кудрями. Тонкие брови сошлись к переносице, смяв гладкую кожу на лбу в решительную морщинку. Было видно, что Брунгильда Непобедимая уже приняла решение начать войну со всем светом во имя спасения сына.