Вокруг себя был никто - Яков Шехтер

Она прошла за стеклом мимо меня, поднялась на крыльцо гостиницы, спокойно миновала охранника и оказалась возле стойки. На ее вопрос, очередная усталая блондинка за стойкой кивнула в мою сторону. Женщина повернулась и двинулась ко мне. Я поднялся из кресла. Десять секунд на разглядывание и оценку, будто на курсе для «продвинутых». Поехали.

Итак: шатенка, короткая стрижка деловой женщины, крупные черты лица, чувственный рот, чуть впалые щеки, высокая шея, едва прикрытая шарфом, серые глаза слегка прищурены. Ба, да она меня тестирует! Ах, как мило, вот славная девочка.

– Здравствуйте, я Лора, методист центра. Вы В.?

–Да. Очень приятно. А какую школу вы закончили?

Акценты нужно расставлять сразу, без промедления, зачем в прятки играть.

–Четвертую психометрическую в Цфате.

Ого, цфатская – одна из лучших школ Израиля, если не самая лучшая.

– Но я не закончила, сбежала с последнего курса.

– В Одессу?

– Да, в Одессу, домой. Так получилось.

Спокойна, уверена в себе, держится с достоинством. Над ней хорошо поработали, над этой девочкой.

– Вы готовы?

– Давно.

– Тогда едем.

Перед выходом я слегка замедляю шаг и пропускаю Лору вперед. Не замечая подвоха, она уверенно проходит в открытую охранником дверь. Я иду следом и быстренько тестирую ее сзади. Н-да, никакой защиты. Удивляться нечему, этому обучают уже после школы.

На улице приятно бодрящая сырость, холодный ветерок, но дождь кончился.

– Машина за углом, я не смогла найти стоянку, пришлось оставить там.

–Хорошо, хорошо.

Лора извлекает из сумочки ключи и жмет на брелок сигнализации. Огромный шоколадный «БМВ» мигает фарами и слегка взревывает.

– Ого, красиво живут методисты психометрического центра.

– Это машина мужа, выпросила вас покатать.

– Ну, спасибо, я даже не представлял, будто такое существует на свете. Чем муж занят, бизнесом?

– Да, понемногу. Раньше хорошо шло, а последние два года все хуже и хуже. Говорит – наладится, но я плохо верю.

– А сколько вы женаты?

– Три года. Он меня прямо из школы увез. И тоже на «БМВ»

– Забавно, три года назад я как раз читал лекции в Цфатской психометрической.

– Да, я вас помню. Вы, когда приезжали, жили в гостинице на променаде.

– Откуда вы знаете?

– Несколько девочек были в вас влюблены и провожали после лекций. Издалека, чтоб вы не заметили.

– И вы с ними?

– И я с ними. Но я просто так, за компанию.

Ваша жена тоже в Цфат приезжала, с концертами. Мы еще спорили, кто из вас двоих дальше продвинулся.

– Ну, и к какому выводу пришли?

– Тогда нам казалось, что вы, а теперь я уже и не знаю. В школе все выглядело таким ясным, понятным. А сейчас я совсем запуталась и предпочитаю на эти темы не думать. Пожалуйста, поглядите через заднее стекло, пока я буду выезжать.

– Хорошо.

Лора ловко вырулила на полосу, встроилась между машинами, и мы начали медленно сползать вместе со всей колонной к Пушкинской.

На лекциях по психометрии все девочки поголовно влюблены в учителей, поэтому специально приглашают лекторов из других городов, и расписание так составляют, чтоб днем отчитал на всех курсах, а вечером уезжал домой, подальше.

Психометрия открывает в душе великие силы, которые девочки принимают за любовь. Потом «любовь» проходит, словно и не было ничего, и Лоре теперь кажется, будто меня она провожала исключительно «за компанию».

– Отчего такая пробка?

– Вы просто давно уехали из Одессы, в центре теперь всегда так. Правда, сегодня чуть больше обычного, вон и «гаишников» полно. Наверное, кто-нибудь приехал из Киева.

Между рядами машины ловко пробирается на инвалидной коляске молодой парень, почти мальчишка. Подкатив к нам, он останавливается, достает из внутреннего кармана курточки банку из-под «колы» и протягивает к окну. Лицо чистое, не видно следов ни алкоголя, ни наркотиков. Курит много, но больше ничего. Может, действительно жертва.

– Пошел вон! – Лора машет рукой мальчишке. Он покорно засовывает банку обратно за пазуху и катит дальше.

– Тут его рабочее место, ему ноги специально, за деньги отрезали. Родители продали.

– Откуда вы знаете?

– Они все такие, жулики и лжецы.

– А вы заглядывали в его сердце, вы точно умеете распознавать, кто обманщик, а кто действительно беден?

Лора молчит.

– Помните, я рассказывал в школе про принцип психометрии – подавать каждому, кто протягивает руку. Мелочь, но подавать.

– Это в Израиле хорошо, а здесь вы бы с таким принципом давно разорились.

– Милосердие еще никого не разорило.

Несколько минут едем молча. Лора достает пачку сигарет и вопросительно смотрит на меня.

– Курите, курите.

Противно, да деваться некуда. Не запрещать же? Долго все равно не выдержит. Страна третьего мира...

Машину сильно трясет по брусчатке Пушкинской. Пейзаж за окном знаком до удивления, даже цвета фасадов не поменялись, лишь иногда выпирает яркая витрина. Неприятное ощущение беспокойства, опасности. Но откуда, что – не улавливаю. Тестирую пространство, все чисто.

Проезжаем мимо филармонии. Те же коричнево-шафранные стены, сетка от голубей, афиши. Опять гастроли вечнозеленой Ирины Поноровской! Это когда-нибудь кончится или до тех пор, пока стоит одесская филармония, в ней будет гастролировать Ирина Поноровская?

Желтые листья планируют на крыши автомобилей, хрустят под колесами. В Израиле нет листопада. Жить без него можно, но запах мокрой листвы подцепляет воспоминания детства: молодая мама, давно ушедшая бабушка, холод чугунных цепей вокруг памятника Воронцову, засыпанная палой листвой Соборка. Ага, поймал. Вот оно откуда лезет. Детский садик, прогулки по Соборной площади.

В эмоции главное – отыскать корень, привязку. Стоит вытащить его из недр подкорки на свет сознания, как всесильное, казалось бы, чувство превращается в обыкновенный лопух, подорожник. Идет человек по тропинке, а на брюки репья прыгают. Возвращаясь с прогулки, репья надо снимать.

«БМВ» останавливается перед оградой Художественного музея. Следы былой роскоши: желтая краска, словно шерсть шелудивого пса, пятнами сползает с дуги фасада, массивные деревянные двери в паутине трещин, петли и ручки оконных рам в ржавчине. Но внутри тепло и чисто, у стола при входе сидит вахтерша, а в окне гардероба, прямо напротив двери, символизируя незыблемость искусства, возвышается массивная фигура гардеробщицы.