Купе №6. Представление о Советском Союзе - Роза Ликсом

Всю тихую, темную, хмурую ночь девушка ждала Новосибирска. Она ждала защиты миллионного города, возможности остаться одной хотя бы на несколько часов. Сухой, дерзкий сибирский мороз обжег лицо и перехватил дыхание. Прядь волос, выбившаяся из-под шапки, тут же покрылась инеем, ресницы слипались, губы примерзали друг к другу. Она слушала, как на перроне скрипит и повизгивает снег под ногами, как кряхтят рельсы от морозных объятий. Она смотрела на нежный свет трескучих фонарей. Замерзнув, девушка вернулась в коридор, где встретила Раису.

— Наш дорогой краснозвездный тепловоз совсем выдохся. Если не дать ему сначала спокойно остыть, а потом немного отдохнуть, он умрет по дороге. Думаю, никто этого не хочет. Дадим ему время отдышаться, несколько дней отдыха.

Девушка решила отправиться в город и снять комнату в гостинице. Она смогла бы принять душ и побыть в тишине.

Когда она собирала в купе свою сумку, мужчина схватил ее наушники и не отдавал.

— Ты не можешь уйти одна. Я тебя не пущу. Новосибирск проглотит тебя. Пойдем вместе. Я обо всем позабочусь.

Спустя пару часов мужчина и девушка неспешно шагали в сторону застывшего на морозе, окрашенного утренним заревом в шафраново-желтый цвет города-миллионника. Девушка чувствовала под ногами безопасную твердь улицы. Вдоль тротуара стояли огромные, выше мужчины, сугробы, сквозь которые жители протоптали тропинки. Мужчина и девушка шли напряженно, время от времени переводя дух, мимо погребенных под сугробами незастроенных участков и городских огородов, мимо школы, мимо заваленных снегом заборов и окутанной облаком белого морозного инея коренастой женщины. Снега было временами так много, что сугробы доставали до самых фонарей.

На остановке в ожидании троллейбуса стояла уютно дремлющая, выдыхающая густой белый пар группка людей в тонких пальто, заиндевевших меховых шапках и огромных валенках. В окнах бетонной многоэтажки желтым золотом горели лампы, во дворе по-волчьи выли сбившиеся в стаю собаки. Ветер распахивал полы пальто у прохожих, словно протертые меха гармони, извлекая печальные мелодии. В каждом квартале была своя парикмахерская. На обочине боковой улочки из-под снега торчали ржавые железные трубы и тележка, на углу валялся сломанный чехословацкий диван. Ветер намел над ним небольшой сугроб. Мужчина и девушка долго шли по ледяному, пробуждающемуся ото сна промышленному городу, через дворы, и вышли в морозном тумане на самую печальную во Вселенной очередь. Они встали в ее конец, на самое скользкое место, мужчина, а за ним девушка. Голова очереди терялась в густом морозном тумане. Люди выдыхали пар, словно лошади. Вдруг мужчина резко повернулся.

— Мы всё терпим, ничуть не сопротивляясь. С нами можно сделать, что угодно, мы всё покорно примем.

Старик с большими серыми глазами и корзиной, полной домашних пирожков, закричал откуда-то из-за спины девушки:

— Иисус терпел и нам велел, вот и всё.

— Легкой жизни. Вот чего мы хотим, — прохрипел молодой человек с красным, как у пьяницы, носом.

— Не все выносят легкую жизнь, многие погибают, — неопределенно сказал старик и поглубже натянул ушанку.

— Всё от незнания, — бросил красноносый юноша.

— Страдания придают вкус жизни, Господь милостив. Отсутствие и пустота — к лучшему, — проворчал старик.

— Правильно, человек нуждается в малом, но без этого малого нет ничего! — выкрикнул молодой человек.

— Щенок, что толку разговаривать с вами, — старик резко махнул рукой в варежке из собачьего меха.

— Все это лишь слова, мой дорогой, не обращайте внимания, пожалейте свое сердце, — мужчина попытался успокоить разгоревшийся спор.

Старик встал рядом с девушкой и посмотрел на мужчину — пристально и неодобрительно.

— Послушайте, товарищ, скромная жизнь ведет к чистоте души.

— А страдание к просветлению, — сказал мужчина и подмигнул старику.

Мужчина купил замерзший арбуз, девушка — пятнистое пожухлое яблоко. Они прошли мимо покореженной телефонной будки, в которой женщина с желтой шеей что-то возбужденно объясняла в трубку. Мужчина с красными костлявыми лодыжками нетерпеливо стучал в стекло монеткой. В стенах многоэтажных домов зияли глубокие трещины, с балконов свисали и сползали пласты снега, двери с украденными ручками неприлично хлопали, выставляя напоказ занесенные подъезды. Утонувшие в снегу потухшие фонари, погнутые фонари, разбитые фонари. Болтающиеся на ветру провода, открытые канализационные люки, проволока, торчащая во все стороны из сугробов. И над всем этим — внушительное солнце на ярко-синем небе. Они шагали бок о бок и вышли к темному парку культуры. Дорожки в парке были вычищены, из-под снега выглядывал потрескавшийся заледеневший асфальт. Они сели на заснеженную скамейку. Мужчина достал из кармана перочинный нож, щелчком открыл стальное лезвие и разрезал арбуз.

— Может, прокатимся? Времени у нас более чем достаточно. У меня есть прекрасный план, правда, с ним связана бутылка виски. У тебя ведь она с собой? У меня есть здесь один знакомый, я бы даже сказал добрый друг, он сможет все организовать. Но и в нашей стране ничего не делается бесплатно. Подожди здесь.

Девушка задумалась на мгновение, достала из рюкзака литровую бутылку виски и протянула ее мужчине. Он присвистнул с довольным видом, спрятал бутылку на груди и ушел. Девушка осталась дрожать на скамейке. Ее щеки горели огнем, а волоски в носу покрылись маленькими кристаллами льда. Рядом с девушкой присела скованная утренним морозом черная ворона. Девушка предложила ей кусок замерзшего арбуза. Ворона гордо отвернулась.

Ей было пятнадцать, когда поезд приблизился ранним утром к спальным районам Москвы. Она смотрела из окна, как солнце тихо поднимается из-за горизонта и плывет над красными флагами, превращая тени от бесконечных колонн многоэтажек в длинные сюрреалистические полосы. Они жили тогда на Комсомольской площади, в гостинице «Ленинградская»: она, отец и старший брат. Внутреннее убранство гостиничного вестибюля было ошеломляющим. Она никогда, даже на картинках, не видела такой красивой гостиницы. Из окна на двадцать шестом этаже открывался невероятный вид на весь город. Они были на полном обеспечении, а это означало, что три раза в день они питались в великолепном обеденном зале. Она ненавидела черную икру, но с удовольствием слушала мягкое постукивание счет, доносившееся со стороны кассы. Они гуляли по Ленинскому проспекту и наблюдали за женщинами-дворниками, метущими улицы, — таких в Финляндии не было. Вечером они проехали на такси до Ленинских гор, где она впервые увидела свою будущую альма-матер, подсвеченное в ночи новое тридцатичетырехэтажное здание Московского университета. Освещенное прожекторами монументальное сооружение и горящая звезда на шпиле главного здания, казалось, пришли из сказок «Тысячи и одной ночи». На следующий день отец показал ей и брату все то, чему он сам удивлялся в шестьдесят четвертом году, впервые попав в Советский Союз. Они посетили построенный в духе функционализма Мавзолей Ленина на Красной площади и полюбовались на стены Кремля. Они проехали на троллейбусе до площади Восстания, чтобы посмотреть на сталинский высотный жилой дом, а потом до Смоленской площади, где долго рассматривали двадцатисемиэтажное здание Министерства иностранных дел СССР. Отец объяснил, что это архитектурная смесь Кремля и американских небоскребов. После они посетили Новодевичье кладбище и посмотрели на могилы Гоголя, Маяковского, Чехова.