Вино в потоке образов. Эстетика древнегреческого пира - Франсуа Лиссарраг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так же обстоит дело и в случае с одним удивительным комосом [26]:[88] пятеро шествующих вереницей сатиров резвятся под звуки флейты. Двое из них идут на руках – кверху задом и вниз головой – поза, символически репрезентирующая их «мир наоборот»; тот, что слева, изображен анфас, его взгляд устремлен за пределы изображения и будто бы призывает того, кто рассматривает сосуд, присоединиться к игре.[89] Центральный сатир сидит верхом на огромной птице, которая не летит, а идет. Сатир правит ею, опираясь на палку и держа ее за поводья. Голова птицы представляет собой фаллос. Эта редкостная птица, удивительное химерическое существо, везет на себе столь же химерического спутника Диониса: в Дионисовом окружении сексуальное желание трансформируется в этакую вот забавную зоологию.[90]
26. Краснофигурная чаша; прото-панэтийская группа; ок. 490 г.
Среди разгульных шествий, которые возглавляет Дионис, есть одна процессия, которая представляется одновременно исключительной и показательной: возвращение Гефеста на Олимп. Этот эпизод часто встречается в аттической вазописи: сохранилось около ста тридцати сосудов с его изображением. На одном из них [27][91] шествие открывает сатир-флейтист, а молодой безбородый сатир ведет мула, на котором восседают Дионис и Гефест. Имена богов надписаны; а еще мы видим слово комос, которое, вероятно, следует понимать как «говорящее» имя сатира-музыканта, распространяющееся, в частности, и на всю представленную сцену.[92]
Одна из мифологических традиций о Гефесте сообщает, что он родился хромым и что его мать, Гера, раздосадованная этим фактом, сбросила сына с вершины Олимпа. Чтобы отомстить ей, Гефест выковал золотой трон; лишь только Гера села на него, как ее сковали путы, от которых она не могла освободиться. Садиться на трон Гере никто не предлагал, она по собственной воле попалась в ловушку, подаренную Гефестом. Никто не мог освободить богиню, и боги позвали на Олимп Гефеста. За ним отправился Дионис и, чтобы Гефест не стал оказывать ему сопротивления, опоил его. Возвращение Гефеста на Олимп в состоянии опьянения и триумф Диониса как раз и являются предметом изображения в этой серии вазописных сюжетов.
27. Краснофигурная ойнохоя; т. н. Эретрийский художник; ок. 420 г.
Изображение на кратере, роспись которого приписывается т. н. художнику Клеофрада, примечательным образом подчеркивает параллелизм двух божественных сил.[93] На одной стороне изображен Гефест верхом на муле, которого ведет сатир; позади Гефеста – сатир, играющий на кифаре. На обратной стороне шествует Дионис, он держит в руках канфар и виноградную лозу; впереди него идет сатир-флейтист, позади – музыкант с барбитоном, подобием продолговатой лиры.
Разнообразие музыкальных инструментов, как представляется, свидетельствует о богатом звуковом сопровождении этого комоса, удивительном смешении жанров, равносильно которому лишь многообразие посуды, которую несут сатиры, изображенные рядом с ручками. С одной стороны идут трое сатиров [28 а]; тот, что слева, несет амфору, увитую плющом, а тот, что справа, – огромный волютный кратер; его лицо изображено анфас и представляет собой маску, обращенную к зрителю, которому он будто бы приветственно машет рукой, приглашая присоединиться к шествию.[94] Два сосуда – амфора и кратер – дополняют друг друга; кратер является здесь символом симпосиастического застольного товарищества, в котором растаяла обида Гефеста. Между этими двумя сатирами, несущими вино, идет третий, в руках у которого два инструмента, представляющих собой нечто вроде молотов, кузнечных орудий Гефеста. Сам Гефест несет топор. Таким образом представлена профессиональная деятельность бога, который обрабатывает размягченный огнем металл и изобретает самые разнообразные волшебные предметы, такие, например, как трон Геры. Поместив рядом две системы предметов – ремесленных инструментов и пиршественной посуды, – художник сопоставляет две технологии: одну, связанную с обработкой железа, и другую, связанную с вином. Вино часто уподобляется огню;[95] таким образом художник противопоставляет два искусства, а через них и две формы хитроумия, metis'a,[96] свойственного Гефесту, который провел Геру, и Дионису, который взял верх над Гефестом.
Этот анализ подтверждается расположением четверых сатиров, нарисованных со стороны другой ручки [28 b]. Изображение фрагментарно, но четко видно, что двое центральных сатиров танцуют, а по обе стороны от них расположены еще двое сатиров. Тот, что слева, несет бурдюк с неразбавленным вином, а тот, что справа, взвалил на себя огромные кожаные кузнечные мехи, трубка их свисает вертикально вдоль его бедра, и можно догадаться, что их деревянная рукоять находится на уровне колена следующего за ним сатира. И снова перекликаются темы симпосия и кузнечного ремесла – теперь уже через аналогию двух кожаных предметов, типологически близких и похожих внешне, которые, более того, по-гречески можно назвать одним и тем же словом, askos.[97] Также и трубка мехов, и флейта, на которой играет сатир, – обе называются авлос,[98] что еще больше сближает эти различные сферы: металлургию, музыку и винопитие.