Комсомолец. Осназовец. Коммандос - Владимир Поселягин

Из армейского снаряжения прибрал фляги, походные котелки и другую необходимую мелочь, включая посуду. Правда, часть оказалась попорчена осколками от гранаты, и я их оставил.

На десятой минуте я выпустил еще одну ракету и стал ожидать помощи. Та прибыла только через два часа. Когда я выпустил шестую ракету. Осталось всего три, да и то осветительные.

Настроение у меня было на высоте. После того как я помог полковнику сменить место лежания и сделал косынку для руки, прогуливался по двору, весело насвистывал и ожидал патрули.

Заметив вдали свет фар, я выпустил седьмую ракету и направился к полковнику. Разбудив его – он лежал на куске брезента, – сообщил о новостях и, отдав ракетницу и оставшиеся осветительные патроны, подхватил мешок, после чего побежал в сторону оврага. У самого края я остановился и прислушался, снова осматриваясь. Шум двух машин приблизился, вот в оптику бинокля стало видно две полуторки, кузова которых покидали красноармейцы с длинными винтовками в руках в такой знакомой форме. Светили фонарики, забегали бойцы, видимо, обнаружив убитых и раненого полковника. Наверняка орали командиры, отдавая приказы, но меня это уже не интересовало. Убедившись, что полковник в безопасности, я спустился и, подсвечивая фонариком, что обнаружил в вещах Прохора-главаря, подошел к Огоньку.

Тот, к моему удивлению, нагло спал. Пришлось будить. Подтянув подпругу, я отвязал повод, плюнув на оставшийся в земле шомпол, и запрыгнул в седло. Все, меня тут больше ничего не держит, пора сваливать куда подальше, чтобы переждать ночь. Двигаться сейчас к городу смысла нет, нарвусь на патруль, еще подстрелят с перепугу, а вот завтра с утра можно. Если что, скажу Матвеичу, что заблудился и ночевал в лесу.

Переночевать я решил в лесочке у знакомого озера, что находилось в трех километрах от той дороги, где было совершено нападение на Кириленко. Там снял седло, спутал передние ноги Огоньку, лег на потник и, положив голову на седло, спокойно уснул. Сразу, без мук совести за невинно убиенных и другой мути. Я уснул так же легко, как рабочий или крестьянин засыпают дома после сделанной за день качественной, необходимой и, главное, любимой работы.

Проснулся я не от щебетания птиц и ласковых лучей солнца, нет, я банально проголодался. Вскочив, быстро сделал несколько приседаний, прогоняя утреннюю дрему и разгоняя кровь. Побегав на месте, я поймал любопытный взгляд Огонька, с интересом наблюдавшего за моими кульбитами, и, смущенно хмыкнув, вернулся к седлу, рядом с которым лежал мешок. Достав из него завернутый в тряпицу кусок соленого сала и слегка зачерствевший хлеб в той же упаковке, сел на седло и, вынув нож, хорошенько вымытый в ручье от крови нацио налистов, стал завтракать. Зубчик чеснока к салу я не забыл почистить.

Утро уже вступило в свои права, солнца я еще не видел, скрывали густые ивы с другой стороны озера, но было достаточно светло. Позавтракав, убрал остаток продовольствия в мешок и, оседлав коня, вскочил на него.

– Пошли, – скомандовал я, стукнув Огонька ботинками по бокам.

Выбравшись на дорогу, мы обогнали две крестьянские подводы и, миновав застрявшую в луже полуторку – бойцы ее уже почти вытолкали, – достигли окраин Луцка. Посты были на всех дорогах, я выбрал тот, через который проезжал чаще всего, в надежде, что попадутся знакомые. Не попались, но пропустили свободно, когда я сказал, что с армейских конюшен.

Матвеич, к моему удивлению, не обругал за задержку, а наоборот, обрадовался, он сильно беспокоился, что я сгинул где-то в этих краях. О нападении на штабную машину в том направлении, куда я ускакал, уже было известно.

Когда я сказал, что заблудился и ночевал в лесу, чтобы не плутать, только похвалил и велел вести Огонька в стойло. Обиходив коня, я переоделся в свою школьно-выходную одежду и, прихватив мешок с трофеями, направился в центр города. Все добытое оружие я спрятал на конюшнях, там было множество мест для тайников, вот и подготовил заранее парочку, как знал, что пригодится. А к месту, где висели мешок и винтовка, даже приближаться не стал, тоже тайник на будущее.

Время было семь утра, но у здания городского отдела НКВД хватало и машин, и сотрудников. Видимо, вчерашнее нападение их изрядно встряхнуло. Оно было первое в этом сезоне, вот и забегали. Нападение на почтальоншу не считается, этим делом занималась милиция.

Прислонившись плечом к стене двухэтажного старинного здания из красного кирпича, я наблюдал за мельтешением местных оперов и бойцов войск НКВД. На моих глазах в кузов попрыгало пятнадцать человек, все в форме, в характерных фуражках и с карабинами, после чего машина укатила вниз по улице, к выезду из города. Посмотрев на крыльцо, где курил оставшийся сотрудник – в его петлицах я разглядел по кубарю, – и поправив одежду, перевесил сидор на другое плечо и энергично зашагал к зданию.

– Доброе утро, – поздоровался я с сотрудником.

Тот засек меня еще на подступах, поэтому, пока я подходил, успел осмотреть с ног до головы. Медленно выпустив дым, он кивнул и ответил:

– Здоров. С чем-то важным пришел, или так, на одноклассников пожаловаться? – насмешливо спросил он.

– Мне нужен начальник отдела. Он на месте? – проигнорировав насмешку, спросил я.

– Будет в течение часа. Только он тебя вряд ли примет, часы приема граждан расписаны на стенде, сегодня он не принимает. Будешь ждать?

– Меня примет. Вы, товарищ младший лейтенант, лучше бы, чем насмешничать, нашли его и передали, что его ждет человек, что отправил на тот свет часть банды Прохора Черного. Думаю, это его заинтересует.

Мои слова вызвали мгновенную метаморфозу, из расслабленного пуделя гэбэшник превратился в самого настоящего готового к нападению волчару. Он настороженно осмотрел меня и спросил:

– Что в сидоре?

– Доказательства.

– Пошли.

Открыв дверь, мамлей пропустил меня внутрь и приказал дежурному:

– Сержант, срочно найди капитана Рогозова… А ты давай за мной.

Мы прошли в отдельную комнатку с забранными решеткой окнами – дверь находилась за спиной дежурного, – и там мамлей обхлопал меня на предмет скрытого оружия, но не нашел ничего, кроме складного ножика в кармане брюк. Сидор он, с моего разрешения, тоже осмотрел и, присев на край подоконника, просматривал найденные документы. Блокнот я ему не отдал.

Судя по тому, как у него удивленно взлетели брови, он держал в руках документы Прохора-главаря, которого здесь все знали под кличкой Черный.

– Так это ты тот боец в танкистском комбинезоне?

– Кириленко рассказал? – раздвинул я губы в усмешке.

В комнате, кроме стола, стула и одной привинченной к полу табуретки, никакой другой мебели не было, поэтому, зайдя, я сразу занял ее. Вот и сейчас, отвечая на вопросы лейтенанта, закинул ногу на ногу.

– Значит, точно ты. Зачем пришел, похвастаться или доложиться?

– Об этом узнает ваш непосредственный начальник, и если надумает, сам доведет нужную информацию, – скривил я губы.