Записки криминального журналиста. Истории, которые не дадут уснуть - Екатерина Калашникова

— Скажите, у вас есть запись разговора с оперативником? Нам для приобщения к материалам проверки, — спросили меня напоследок следователи.

Я ответила, что записи нет. И конечно же, соврала. При любых обстоятельствах я тайно писала разговоры на диктофон. Однако не хотела, чтобы на моей совести было чье-то взыскание, увольнение или уголовное дело. Не знаю, наказали ли того оперативника или нет, но чувствовала я себя скверно.

Масла в огонь добавляло и то, что защитники Тавардина принялись меня травить — грозили судом и писали гадости в интернете. А его знакомые писали гневные комментарии под моими материалами на сайте газеты.

Делом преподавателя заинтересовались заграничные журналисты. Корреспондент из Ирландии начала активно освещать эту тему. Не прошла и мимо моих материалов. В своем блоге женщина назвала мои статьи «заказными». Меня это задело, и я решила с ней поговорить.

— Екатерина, вы не думаете, что вас могли использовать намеренно? Эти звонки в редакцию и весь слив информации. Вы написали об этом в крупнейшей газете страны, и теперь общество считает, что убийца именно Тавардин, — сказала она.

В тот день у меня были именины, когда позвонил тот самый приятель из следственного комитета, Саша. Он всегда поздравлял меня со всеми праздниками — будь то 8 Марта или день прессы. Мы разговорились, и Саша позвал меня пить кофе. Как мужчина он мне был не интересен, однако информация, которой он обладал, была настолько ценной, что я не могла отказаться.

Мы встретились в кафешке у областного суда. В начале мы всегда болтали обо всем и ни о чем — про погоду, политику и курс доллара. Наш диалог всегда начинался с дежурных тем, но я неизменно уводила его к работе, хотя Саша порой и уворачивался.

— Слушай, у меня такая мысль. Помнишь про того задержанного, который повесился в СИЗО? Тогда Тавардин совершал первые вылазки, а парня задержали и обвинили в изнасиловании двух девочек. Причем почерк похож на характер преступлений нашего доцента. Тоже слежка, тоже нападение сзади. Не кажется ли тебе, что… — логически стала подводить я мысль.

— Казаться может что угодно. Его все равно уже нет. Никто разбираться не будет, как и подставляться. Кому захочется признавать ошибку, если даже она была? — произнес Саша.

— А как думаешь, Тавардин получит пожизненное? — Я все-таки тешила себя мыслью, что свидание прошло не зря, и пыталась выжать из Саши хоть что-то.

— Да псих он. Пришла экспертиза. Раздвоение личности, шизофрения и что-то еще там понаписали… Отправят в лечебницу, — раскололся он наконец, и кофе едва не пролился мимо моего рта.

— Ну какой псих! Он такие научные работы ваял, — парировала я.

— Ты недооцениваешь психов. Они бывают очень умными. Вот увидишь, будет как я сказал, — уверял Саша.

* * *

Через пару дней следственный комитет прислал всем журналистам официальное сообщение — эксперты посчитали преподавателя невменяемым. Это означало, что я никогда не узнаю правды. Дело Тавардина слушали без прессы. Так предписывает закон, когда речь идет о психически нездоровых людях. Суд решил отправить доцента на лечение. Сейчас он до сих пор находится в психиатрической клинике.

Я еще долгое время думала об этой истории, прокручивала про себя дело Михаила Тавардина. В голове снова появлялись мысли: «А вдруг не он? Вдруг настоящий маньяк гуляет на свободе?» Спустя пару месяцев мне пришло сообщение от неизвестной женщины:

«Я знаю семью Тавардиных. Михаил вместе с отцом подрабатывал слесарем. Они помогали нам с ремонтом. Миша приятный, симпатичный мужчина. Очень вежливый. Вечером я гуляла с собакой и увидела, как парень хватает девушку сзади за лицо и волосы, а потом утаскивает в закоулок между домами. Мне почему-то показалось, что я его знаю. Я решила не уходить домой, но следовать за ним было страшно. Через небольшой промежуток времени этот мужчина вышел из темноты двора. В нем была некоторая нервозность. Он обернулся, и я увидела, что это Миша Тавардин. Со временем этот случай забылся. А недавно подруга рассказала об аресте Михаила и слухах о его невиновности. Потом я прочитала ваши статьи. Если бы не тот случай, я никогда бы не поверила… Миша производил очень приятное впечатление. Я до сих пор нахожусь в состоянии шока».

Историю Тавардина я вспоминала еще очень долго. Даже спустя десять лет до конца не могу поверить, что это возможно: утром быть доцентом вуза, любящим сыном и просто хорошим парнем, а вечером превращаться в хладнокровного убийцу. Почему психическое заболевание преподавателя оказалось незаметным для других? Как он мог работать в университете со студентами, имея столь страшный диагноз?

Или следствие все-такие ошиблось и убийца не он? Очень много вопросов и так мало ответов. На тот момент силовикам было выгодно не сгущать краски и не пугать общественность.

И спустя десять лет остается только гадать, был ли Тавардин убийцей. А людям приходится ходить с оглядкой и тщательно фильтровать свое окружение.

Вместе с местом специального корреспондента я «унаследовала» и некоторые дела, за которыми следила моя предшественница Маша. Обычно журналист пишет о каком-либо происшествии от начала и до конца: сперва о самом преступлении, потом о задержании подозреваемого, следом уже об аресте, и в финале — суд. Так у корреспондента всегда есть нескончаемый поток материала.

Например, старое дело всегда можно «оживить» — позвонить адвокату или следователю и найти интересную деталь. Когда я стала опытным журналистом, то «присматривала» за всеми уголовными делами, которыми начинала заниматься. В блокноте красовались надписи: «маньяк — обвинительное через неделю», «педофил — узнать, когда в суд» и так далее. Пропустить какой-то виток развития по своему делу было недопустимо. Если подобное происходило, наша редактор Света обязательно вызывала на ковер.

Иногда главред сама давала задания, вернее, передавала их от предыдущего корреспондента. Именно за этим с утра пораньше она вызвала меня в кабинет.

— Сегодня мелькнула в новостях вот эта история — то ли суд скоро будет, то ли что, — сказала Света и дала материал почти двухлетней давности. К слову, она слабо разбиралась в процессуальной терминологии. — Два года назад в Самаре пропала семья. Всех потом нашли мертвыми. Почитай, Маша когда-то писала об этом. Надо выяснить, что с делом сейчас.

На первой полосе газеты красовался жуткий заголовок «Нелюдь вырезал семью из пяти человек в Самаре». С первых строк мне стало не по себе. Из материала я поняла, что два года назад в городе пропала семья: родители по фамилии Буйновы, две их дочери Елена и Ольга, а также внучка Надя. Через пару месяцев подозреваемого задержали. Им оказался сожитель Елены. Мужчина отрицал свою вину и имел алиби.

Что было дальше, я так и не узнала. Статья заканчивалась информацией о задержании подозреваемого. Но действительно ли он оказался убийцей? В материале идет речь об алиби. Я перерыла все архивы, но никак не могла найти продолжение. Надо сказать, что тогда, в 2009 году, в интернете можно было обнаружить не так много данных. Не у всех региональных СМИ имелись сайты, и не всегда они оперативно наполнялись материалом.