Бури - Галина Мишарина

— Остальные тоже не верят, Фрэйа, но они готовы поверить. Им нужно дать время, а Конлету и этим двум балбесам не помешает хорошая взбучка, — он нахмурился, и глаза его снова стали строгими. — Давай пройдемся.

Мы бродили по полям, слушали мир и молчали. Стрекотали сверчки, ветер раздувал звёзды, и ночь мерцала. Небо было ясным, огромным, млечный путь сиял, как серебро, и луна заливала поля слепящей белизной. Колыхались на открытых местах густые травы, как пряди шелковистых волос, и доверчиво ложились под ноги цветы. Мы поднялись на холм, с которого я в тот памятный день видела большого белого пса. Ангар с Бури был отсюда хорошо различим. Его подправили, вставили новые стекла, кое-где еще были заметны дыры, но в целом он выглядел неплохо. Я стала думать о Бури. О том, каков он, его вынужденный сон? И если он живой, значит, ему что-то снится? Наверное, зверю видятся иные миры, в которых ему суждено побывать. Должно быть, это прекрасно: бродить по реальностям, по времени, и найти себя, обрести свой мир. Эта мысль крепко засела в голове. Откуда такое желание покинуть Землю? Неужели мне плохо здесь, среди этой нежной красоты: лесов и полей, и звонких ручьев, и бесконечных океанов, и величественных гор с белыми шапками? Здесь я дома, здесь я на своем месте… Или нет? Усадьба, где я жила, принадлежала моей двоюродной сестре, но она на неопределённый срок уехала на другой край планеты вместе с мужем и дочкой. Я с радостью согласилась в их отсутствие за всем присмотреть. Но когда ребята вернутся, куда идти мне? Домой, к родителям? Нет, только не туда. Я чувствовала, что замёрзну и окоченею, если вернусь. Трудно объяснить подобные чувства. Сердце вздрагивало от тоски: там уже не мой дом. Внутренний голос строго приказывал шагать вперёд и не оглядываться. Я вздохнула, и капитан посмотрел на меня.

— Подумала о том, что у меня никогда не было настоящего дома. Нет, родители не виноваты в этом. У нас замечательная усадьба, там красиво и уютно, но… Словно чего-то важного не хватает. Это не тот самый Дом.

— А твое поместье?

— Оно не моё, оно принадлежит моей двоюродной сестре. Сейчас она с семьей в отъезде, но когда-нибудь они вернутся, и вот тогда… — я снова вздохнула. — Сама не знаю, чего еще мне надо? Если подумать, у меня всего так много. У тех, кто жил столетия назад, не было родины, не было надежды на устойчивое и надёжное будущее, не было любви…

— А у тебя есть все из вышеперечисленного? — спросил Алеард со значением.

— Ну… нет, наверное. Но всё равно я веду себя неправильно. Нельзя требовать большего, когда у тебя многое и так есть. У меня есть семья, родные и друзья… и мир, в котором я живу, чудесен. Почему я не ценю его?

— Я думаю, ты сейчас находишься в поиске. Для каждого из нас есть свой путь. Кому-то не нужно учиться ценить данное, кто-то всю жизнь живет с ощущением благости и спокойствия, и радуется настоящему, а у кого-то всё как в первый раз. Кто-то ищет очень долго — и находит, кто-то не ищет, терпит, подавляет свои желания. Я знаю, ты не смиришься, будешь настойчиво искать, жаждать познания, и в конце концов, надеюсь, обретешь свою мечту.

— Мечты переменчивы. Одно время я мечтала посвятить себя живописи. Ходила вся цветная, пальцы так вообще не отмывались от масла. Рисовала всё подряд и в таких количествах, что дома пришлось для моих рисунков целую комнату отвести… Потом было увлечение оружием, и я делала успехи, но Айвор ушел из моей жизни, а, уходя, сказал: «Ты узнала то важное, что будет крайне необходимо в трудном и опасном пути. Но этот путь не будет связан ни со мной, ни с тем, к чему сейчас стремится твое сердце…» А в тот момент мое сердце стремилось овладеть искусством сражения на мечах, и мне казалось, что это мое призвание! Потом были путешествия и много чего ещё. Я такая разгильдяйка!

Алеард усмехнулся.

— Как ты думаешь, зачем всё это было?

— Если задуматься… — начала я, но закончить не успела. Не знаю, как Алеард, а я вздрогнула от тихого, вибрирующего не то стона, не то вздоха. Мы переглянулись, и я поняла, что он тоже его услышал. Услышал, как и я, внутри себя. Не сговариваясь, мы побежали вниз по холму. Бежалось легко, но я едва поспевала за Алеардом, хотя и чувствовала: он себя сдерживает, бежит лишь в полсилы. В ангар мы влетели одновременно, и, потрясенные, замерли у раскрытых дверей.

В темноте светились два огромных фиолетовых глаза. Поблескивали мощные лапы, и создание то склоняло голову, вытягивая в нашу сторону шею, то открывало клюв, будто собираясь произнести нечто важное, но из его горла вместо слов вырывался металлический клекот, не похожий ни на один из известных мне звуков. Пораженная его размерами, я окаменела. Алеард не выглядел таким ошарашенным, но смотрел пронзительно, и его глаза отливали серебряно-синим огнём. Минуту или больше мы глядели на зверя, а потом Бури сделал осторожный шаг в нашу сторону. Со стен посыпались плохо закрепленные предметы, и зверь пригнулся, как кошка перед прыжком, огляделся по сторонам; он изящно вытянул все тело, и осторожный нос стал приближаться к дверному проему, в котором мы стояли. Медленно, опасливо, сантиметр за сантиметром, он тянулся к нам, и перышки на перламутровых крыльях, сложенных из-за нехватки места, шевелились, а короткий хвост заинтересованно подрагивал. Зверь снова светился голубоватым фосфорным светом, и в кромешной темноте ангара выглядел таинственно и немного пугающе. Он залег, не дотянувшись до нас всего пару метров, и застыл в позе сфинкса. Мы с Алеардом переглянулись. Всё было понятно без слов: Бури ждал нас.

Алеард шагнул первым, я за ним, опоздав на несколько мгновений. Бури позволил к себе прикоснуться… Металл под моими пальцами не был холодным! Он вибрировал, дрожал, шевелился! Мы вместе гладили этого поразительного, неведомого зверя, и вдруг он заурчал. От неожиданности я подскочила на месте, по телу побежали мурашки, а Алеард… засмеялся! Кажется, Бури понравился этот звук, он повернул массивную морду к мужчине и боднул его в грудь. Алеард отлетел к стене кубарем, и, хохоча, стал подниматься на ноги.

Бури требовал еще ласки. Он потянулся ко мне, прижался клювом к моему боку. Мы были для него чересчур малы, но я сразу догадалась, что физические прикосновения были лишь незначительной частью нашего контакта. Бури мог чувствовать нас на подсознательном, духовном уровне. Мы гладили его вдвоем и улыбались друг другу, и сердце у обоих билось одинаково волнительно и сладко. Зверь блаженствовал.

Не знаю, как долго мы общались. Бури позволил дотронуться до своей шеи, и обойти его кругом, но глаз с нас не сводил. В его взгляде не было тревоги или опаски, лишь интерес, жажда познания, особое, яркое вдохновение. Мы узнавали друг друга благодаря этому вдохновению. Я чувствовала, что Бури раскрывается, и, раскрываясь, отдает нам какую-то часть себя. Необратимый и очень важный процесс забирал много энергии. Мы делились с Бури своими мыслями и чувствами, всем, что жило в нас — и хорошим, и плохим. Спустя долгое время, уже через несколько лет, мы с Алеардом придем к выводу, что Бури впитал наши личности, как губка, и это стало решающим этапом в формировании его собственной личности. Если бы кто-то иной пришел к нему, открыл его, общался с ним — это был бы совсем другой Бури. В эту ночь мы сотворили его, стали родителями для этого удивительного создания. Он не знал ничего и ничего не помнил — и мы дали ему наши воспоминания. Он не умел чувствовать — и получил наши чувства. Он не мог ожить — но мы вдохнули в него жизнь. Алеард дал ему белую душу, а я помогла ей воплотиться в созданном теле.