Острое чувство субботы. Восемь историй от первого лица - Игорь Сахновский

Я смотрел на этого человека и думал: он очень удобно сидит, чтобы сейчас, например, вынуть мельхиоровый половник из супницы и ёбнуть ему этим половником по лбу. А потом, справедливости ради, и самому треснуться об стену головой.

Когда я собрался уходить, хозяйка грудью встала, чтобы не выпустить меня из-за стола, пока я не отведаю жаркое или домашние пирожные. Выглядело это очень трогательно, однако я не поддался.

Назад в гостиницу шёл пешком, смотрел на пыльную листву и жёлтую штукатурку старых двухэтажных домов. Захолустный город молча, одним своим видом напоминал, что лето кончается.

Вернувшись в номер, скинул с себя одежду, лёг и сразу же очутился в подвале, где ровеснице Данте, первобытной Венере было стыдно и зябко стоять среди автомобильных покрышек и деловых, озабоченных мужчин.

Разбудил меня стук в дверь. Кое-как спросонья натянул джинсы и открыл: горничная спросила, не нужно ли убраться в комнате, а то ей пора уходить домой. Спасибо, не нужно.

Снова лёг, но минут через десять опять постучали.

Вспомнил, что забыл запереться, поэтому не стал выскакивать из-под одеяла, крикнул: «Кто там?»

Это была госпожа Переватюк, жена музейного директора, на сей раз в строгом жакете и густо напудренная.

— Уже спите? А я вам на ужин пирожные принесла. Лежите, не вставайте! Я не помешаю…

Вставать и правда было затруднительно, потому что вся моя одежда, включая трусы, висела на кресле в противоположном углу.

Гостья присела на край постели очень уютно, по-свойски, и я, наверно, стал похож на лежачего больного, которого пришли навестить.

Она помолчала, как будто мысленно репетировала вступленье к заготовленной исповеди, но забыла текст и вдруг решила начать с конца:

— Женя! Увезите меня отсюда! Я вас умоляю, Женечка, заберите меня! Не могу здесь больше оставаться с этим чудовищем… Возьмите меня к себе! Женечка, я же знаю, что я вам нравлюсь. Я видела, как ты на меня смотрел… Ну, ты же сам всё видишь! Видишь??..

Ничего я уже не видел, потому что она в один момент расстегнулась и выложила мне прямо на лицо свои полновесные, влажные от пота сокровища. Постанывала, тёрлась грудями о мою трёхдневную щетину и закрытые глаза. Я лежал, как дурак, и молчал. Вероятно, в этом молчании ей почудилось восторженное согласие, и она заговорила совсем другим тоном, с ласковой хозяйской сварливостью:

— Вот вы такие все, кобели бесстыдные! Вам бы только это… Не цените нас, женский пол. Ладно уж, потерпи! Я сейчас быстро, только помоюсь.

Схватила сумочку и убежала в ванную. Слышно было, как судорожно раздевается, терзает волосы расчёской, но воду не включала. Я встал и оделся — почти машинально, с армейской чёткостью.

Она вышла вся белая, как сметана, коротенькими японскими шажками, чуть приседая, обняв себя за плечи, с торчащими над животом огромными розовыми сосками и таким же розовым лобком.

— Ты куда?!

— Сигареты надо купить. Дойду до киоска.

Тут она возлегла на постель, как одалиска, с неописуемой томностью, скрестив ноги, и приказала мне вдогонку:

— Шампанское, Жень, захвати!

Я вышел на улицу, добросовестно добрёл до киоска, купил пачку «Честерфилда» и двинулся в сторону вокзала.

Уже возле билетной кассы я обнаружил, что оставил в гостинице сумку с книгой и сменой белья. Но паспорт, бумажник и телефон были здесь, в пиджаке.

В привокзальном буфете мне продали сто грамм тёплой водки и стакан томатного сока. Потом ещё сто грамм.

С левой стороны вокзала открывался пустырь, примыкающий к железнодорожному тупику. Там я нашёл бетонный пенёк, присел и закурил.

Для полноты картины оставалось только позвонить Федюше. Телефон у меня почти разрядился, но я не собирался долго говорить.

— Хэллоу! — сказал мне третий заместитель председателя политсовета «Единственно Правильной Отчизны». — Есть новости?

— Новость одна. Я отказываюсь от заказа.

— А что? Какие-то затруднения?

— Ну, можно сказать, стилистические.

— Чего-о?? — Слышимость была неважная. — Политические?

— Хорошо, пусть будут политические.

Он молчал, наверно, с полминуты.

— Может, тебе моя партия не нравится?

Я честно удивился:

— А что там может нравиться?

— Ты это брось! Совсем страх потерял? Давай лучше вступай к нам.

— Зачем?

— …А потом вместе выйдем, через год-два. Когда уже не надо будет.

На этих словах мой телефон выдохся, и партийный вопрос так и остался нерешённым. Всю обратную дорогу в людном плацкартном вагоне я проспал, как новорождённый.

Не помню точно, кто это сказал: времени всегда тратится ровно столько, сколько у тебя его есть. Раньше мне это казалось шуткой, теперь перестало казаться. Особенно когда счёт пошёл на недели и дни. Можно пытаться растягивать время, выворачивать наизнанку или сжимать, чтобы сэкономить. Можно его конвертировать в какую угодно валюту или просто разменивать на фантики неземной красоты. Но всё равно — потратишь без остатка. Никаких заначек или резервов, ни для кого.

Вечером 21 августа меня занесло в торговый центр «Капитан» — я туда хожу оплачивать коммунальные услуги через терминал, а потом иногда поднимаюсь на третий этаж в магазин «Видео-Шторм».

Мне вдруг сильно захотелось накупить сразу много фильмов — только не новые, а те, которые давным-давно видел, и заново их посмотреть.

В этом «Шторме» среди полок, уходящих за горизонт, меня так укачало, что я в итоге набрал невыносимо пёструю пачку: «Нежную кожу» Трюффо, «Связь» братьев Вачовски, «Ганнибал» Ридли Скотта, «Охотника на оленей». Да, ещё поздний Стэнли Кубрик, Иоселиани, Гринуэй. В общем, диковатый винегрет, который правильней было бы забыть возле кассы, изобразив рассеянность, но там случился любопытный эпизод.

Улыбчивая кассирша пробила чек и поздравила меня с тем, что, сделав покупку на такую-то сумму, я получил право на бесплатную консультацию астролога, хоть сейчас! Это у них такая акция — вот талончик. А сам астролог сидит на первом этаже, рядом со свежевыжатыми соками. В другой день я бы сказал «огромное спасибо» и тут же с лёгким сердцем оставил где-нибудь этот талончик вместе с фильмами. Но 21 августа я, как полноценный обалдуй, попёрся на первый этаж к бесплатному астрологу, спрятанному за бархатной шторой, в тесной кабинке, между оранжевым прилавком с соками и кремовым бутиком дамского белья.

У меня ещё возник запасной вариант: если за шторой обнаружится пылающая очами брюнетка с массивными перстнями, я без зазрения совести отверну в оранжевую сторону и выпью грушевый.

Но в кабинке, за столиком сидел невзрачный юноша лет двадцати шести, гладко причёсанный, в сером костюмчике. Такой типичный ботаник, выражаясь школьным языком. Сидел, уткнувшись в экран ноутбука. Мой приход его не очень-то отвлёк.