Странник - Александра Бракен

Потому что ему приходилось…

Потому что он – нежеланный ребенок в семье, презираемый обществом, – никогда не обладал правами, полученными Джулианом по факту рождения.

В ней вскипел гнев, живой, яркий, как теснящиеся на стене портреты. Если перед нею действительно Джулиан Айронвуд, то это тот же самый человек, что беззастенчиво пользовался любовью Николаса, тот, кто отворачивался от брата и считал едва ли кем-то большим, чем слугой, вместо того, чтобы по-настоящему научить его всему, что требовалось знать путешественникам.

«Я – глупец, – признался ей как-то Николас, – потому что, несмотря ни на что, он был мне братом. Я никогда не считал его никем иным. А вот для него все явно было не так».

Джулиана не хватило даже на то, чтобы сообщить своему единокровному брату о себе. Он с легким сердцем оставил Николаса годами мучиться чувством вины, ставить под сомнение честь и порядочность, обрек его на ссылку и ярость Айронвуда.

Все это время Николас страдал – и за что?!

Ни за что.

– Понимаешь, детка, я проболтался в свободном полете, живя как все: почти без денег, постоянно влипая в разные истории. Мне стало скучно. А тут Терны. Я подумал, что могу продать им кое-какие сведения о дедушке, попытаться выменять их на постоянный харч и крышу над головой.

Он взглянул на нее, словно ожидая от Этты сочувственного сюсюканья. Она не отрывала глаз от бронзовой люстры над головой, до боли в пальцах вцепившись в край стола. Не надо. Он того не стоит.

– Кстати говоря, – продолжил Джулиан, поворачиваясь к ней, – я бы хотел вернуться к вам… Мать честная!

Этта с наслаждением почувствовала пульсирующую боль в костяшках, когда ее кулак врезался ему в щеку, и Джулиан, не устояв на ногах, мешком шлепнулся на пол. Он глядел, вытаращив глаза и зажимая красную отметину на лице, как она трясет ушибленной рукой.

– За что, черт побери? – изумился он.

– Вы хоть представляете, – начала Этта, повышая голос с каждым словом, – что ваша «смерть» сделала с вашим братом? Вы не задумывались, через что ему пришлось пройти – через что его заставил пройти ваш болван-дедушка?

– С братом? – тупо повторил Джулиан. Желание врезать ему еще раз, на этот раз ниже пояса, должно быть, нарисовалось у нее на лице – бедняга замолотил руками и ногами, отползая по ковру спиной вперед.

Но тут, к ее удивлению, он выдавил:

– Но… Откуда вы знаете Ника?

Этта внимательно изучала его. Он выглядел неподдельно потрясенным то ли ее оплеухой, то ли упоминанием Николаса, то ли и тем, и другим. Не зная, насколько ему можно довериться, она ответила уклончиво:

– Немного с ним путешествовала.

Джулиан наморщил лоб:

– В интересах дедушки?

Она покачала головой, но не успела подобрать нужное слово, как в замке звякнул ключ. Ей следовало бы присесть за стол, спрятаться, но она так и осталась стоять, нависая над Джулианом. Дверь со стоном отворилась, и в комнату ворвались два человека с пистолетами, оба в брюках и простых белых рубашках; оба окаменели при виде ее. Первый, с лицом наполовину скрытым темными пышными усами, даже отступил на шаг назад, перекрестившись.

– Иисусе! – воскликнул второй, глянув на первого. Он был чуть ниже, светлые волосы – те, что еще не выпали, – коротко острижены. – Так парни правду говорили. Это чертов призрак Роуз Линден!

Другой просто снова перекрестился.

– Вы разве не должны меня охранять? – пожаловался Джулиан. – Эта девушка явно не в себе…

– Не то слово! – согласился темноволосый. Теперь Этта узнала голос, препиравшийся с Джулианом насчет воды. – Как, во имя господа, вы сюда попали, мисс?

– Думаю, интереснее спросить, почему вам потребовалось почти полчаса на то, чтобы обнаружить мое исчезновение? – усмехнулась Этта, нащупывая за собой стакан, оставленный на столе. Прежде, чем кто-либо успел ответить, она хлопнула им о край столешницы, отбив верх и оставшись с зазубренной «розочкой» в руках. На одно безумное мгновение в памяти вспыли уроки Софии: куда наносить удар, как перерезать мужчине горло.

Возьми себя в руки, Этта. Ей нужно задержаться здесь, найти астролябию, но ничего не получится, если ее запрут под замок. Однако какая-то ее часть не могла смириться с тем, что эти люди видели ее слабой, беспомощной, и игнорировать эту часть она тоже не могла. Они должны понять: пленница будет защищаться, если ее к чему-либо принуждать.

– Полегче на поворотах! – закричал Джулиан и поинтересовался у стражей: – Вы ничего не собираетесь делать?

Светловолосый поднял маленький черный пистолет, потом выругался и засунул обратно за пояс.

– Пойдемте, милочка, время вернуться к себе в комнатку.

Этта взмахнула перед ним своим самодельным оружием, не обращая внимания на горячую липкую кровь, растекающуюся по порезанной ладони.

– Я так не думаю.

Глухие шаги за стеной переросли в громовой топот, музыка оборвалась с громким скрежещущим стоном. Послышались обрывки голосов: «Пропала!», «Найти ее!» и цветистая палитра ругательств, способных вогнать в краску даже команду Николаса.

– Она здесь! – закричал темноволосый. – В кабинете!

Паническая суета стихла, перекрываемая одним голосом:

– Благодарю! Дай бог, с суматохой на сегодня покончено.

Оба стража выпрямились – низенький даже предпринял попытку превратить обвисшую на шее тряпицу обратно в подобие галстука-бабочки. В темном углу комнаты появился человек, державший руки в карманах брюк.

– У нас все под контролем, сэр, – быстро отрапортовал темноволосый. – Я как раз собирался вернуть девушку в ее расположение.

– Хорошо, – весело ответил вошедший. – Но мне кажется, под контролем тут все держит именно она.

Он ступил в область бледного света, давая Этте возможность наконец-то себя рассмотреть. Это был тот, кто караулил ее в комнате. Темные глаза обежали зал, внимательно изучив каждого, но задержались на ней столь решительно, что остальных словно бы вымело из комнаты, оставив их наедине.

От его присутствия стыла кровь, но капля стеснения, которую она чувствовала при нем, не шла ни в какое сравнение с наводнением, затопившим ее, когда Этта вспомнила, где его видела. Она даже не заметила, что осколок стакана выпал у нее из рук, пока тот не царапнул ее по ноге и с грохотом не покатился по полу.

Черные как смоль волосы, прорезанные серебристыми нитями… грубые черты лица… она видела его сейчас не в поношенных штанах и растянутой белой рубахе, но в классическом смокинге с белой манишкой, очках в серебряной оправе, выходящим из Большого зала музея Метрополитен. В двадцать первом веке.

– Узнала меня, – отметил он с легкой ноткой одобрения.

Неужели и вправду думал, что не узнает?