Няня по контракту - Ева Ночь

Титаническим усилием я заставил себя не ржать. Но грудь у меня ходила ходуном. Нет, правда, сдержаться сложно. А Аньку нужно видеть. Это действительно смешно. А она такая сонная, глазами хлопает.

Я перевёл взгляд на сына.

— А мы в пиратов играем! — выдал Мишка. — Аня, скажи ему!

Аня? Однако… что за ерунда… кто позволяет себя в здравом уме уменьшительным именем называть.

— Да, играем, — кивнула Анька. Локон упал ей на глаза, и она его сдула. Губы трубочкой сложила и «пф!» сделала.

— И боевая раскраска, значит, входит в правила игры, я так понимаю.

На Аньку я больше старался не смотреть. Сверлил дырку в обоях. Там кораблики плыли по синему морю. Морская тематика. В тон их непонятных игрищ.

— Анна Валентиновна, ты давно в зеркало смотрелась?

— Ну… в ванной, — осторожно поделилась сокровенным она.

— Самое время снова посетить сей выдающийся кабинет.

Анька больше ничего спрашивать не стала. Вылезла из постели и заботливо поправила на Ромке одеяло. Младший сын спал, как ангел. Рот приоткрыт, ручонка выглядывает.

От очень простого Анькиного жеста сжалось сердце. Вот как она так, а? Откуда это в ней? Ведь не передо мной красовалась. Не для меня её нежность — для почти незнакомого мальчика. Не показушно, а… будто по-другому и нельзя никак.

Анька выскочила в коридор, забыв надеть тапки. Я видел, как сверкает её синяя пятка. Из ванной раздался душераздирающий вопль. Нет, я не прав: раздался бы. А так он прозвучал придушенно, но вполне натуралистично: ведьма Варикова рычала от злости и бессилия.

А я тут же вспомнил, что воды в ванной нет — перекрыта её же лёгкой ручкой.

Анька тоже это вспомнила: потянулась кран открыть, но какой там. Глухарь — птица страшная, хоть и с виду красивая.

— Я же просила вызвать слесаря, — вроде спокойно, но как-то слишком остро полоснула она меня. Так жёны достают мужей, упрекая их в безалаберности. Я ей даже не возразил: губы у Аньки тряслись. Сейчас расплачется. За спиной у меня маячит Мишка. Наблюдает.

Анька тоже его заметила, и поэтому я увидел, как она берёт себя в руки. Ни слёз, ни истерик. Мой самый отважный в мире клоун. Только ещё один долгий взгляд на себя в зеркало. И рукой по волосам прошлась, продирая пальцами кудряшки.

— А мы… да. В пиратов играли. Это, видимо, Миша поблагодарил меня за обед. Достаточно было сказать «спасибо», — не сводит она с него глаз. — Но, видимо, спасибо — это слишком сложно и много. Поэтому получился незапланированный карнавал. У тебя водка есть, Дмитрий Александрович? — неожиданно спросила она.

Я невольно дёрнулся. Она что, собралась надраться на глазах у ребёнка?!

Анна

Выглядела я — хуже не придумаешь. К тому же я понимала: старший Медведь компромиссов не знал и пощады от него ждать не приходилось. Он не просто меня размалевал, а сложно: маркеры оттереть за один раз практически невозможно. Особенно с кожи. А тем более, с лица.

Первая мысль, когда я посмотрела на себя в зеркало: какое счастье, что мне не нужно идти на работу и садиться в кресло руководителя. Боюсь, мой внешний вид долго оставался поводом для сплетен.

Вторая мысль: с этим художеством придётся как-то жить несколько дней. Хотелось разреветься, и как я сдержалась — не знаю. На чистом упрямстве, наверное.

Я не сердилась. Лапки бы кверху поднять и сдаться. Смотреть на мир с тоской, вопрошая: за какие грехи наградили меня Ивановым с его слишком активными детьми? Ведь знала: нужно держать ухо востро и не расслабляться. Но Ромка попросил лечь с ним рядом, и я не удержалась. Он засопел сладко почти сразу, а я лишь на минуточку прикрыла глаза.

Я нервничала, готовясь к собеседованию, ночью спала плохо. Потом все эти тряски-пляски, встреча с Ивановым, воспоминания, холодный душ, извращения с обедом…

Сытый желудок и усталость свалили меня, как антилопу. Я перестала бить копытом и выдавать золото. За что и поплатилась. Сама виновата.

Иванов на вопрос о водке отреагировал странно. Вид у него был такой, словно он хочет кинуться на меня и разорвать. С ним всё понятно. Совсем башка не варит.

— Водка нужна, чтобы маркеры попробовать оттереть, а не внутрь принимать, как ты подумал.

— Ничего я не подумал, — стиснул он челюсти, но взгляд его приобрёл осмысленное выражение. — Водки нет.

— Тогда что-то спиртовое. Я просто так не отмоюсь. К тому же, тут авария.

— Исправим, — Димка и глазом не моргнул. — В доме ванная не одна. И горячая вода уже есть. Не соизволите ли, сударыня, принять водные процедуры?

— Соизволю, — почти прорычала я. Мишка подозрительно чмыхнул. Ржёт, юный художник?

— А я тебе, Анна Валентиновна, одежду купил, — Иванов смотрел такими честными глазами, что захотелось ему в лоб закатать раскрытой пятернёй. Подкуп восьмой няни в действии. Старается.

— Лучше водки закажи. Да побыстрее.

— Михаил, — о-о-о, как Дмитрий Александрович поворачивал свою царственную голову! — проводи Анну Валентиновну в другую ванную комнату.

Медведь отца ослушаться не посмел. Но шёл так, словно меня и не существовало. Иванов-старший тем временем телефон достал и невозмутимо начал ковыряться, делая вид, что очень занят. Видимо, добрался до ликёро-водочного комбината.

— Вот, — кинул старший отпрыск на меня безразличный взгляд и распахнул дверь. А затем задал стрекача. Наверное, боялся, что я его придушу или угрожать начну. А я и не собиралась, хотя, по большому счёту, ему бы взбучку задать не мешало бы.

— Ань, — протянул Димка мне полотенца и пакет. С теми самыми вещами, полагаю. — Я всё ещё помню твой размер, — сказал он доверительно. Тихо так, со значением. Или мне показалось?

И я струсила. Залетела в ванную и быстренько на щеколду закрылась. Он что, клинья ко мне подбивает? Сто лет прошло. Не вспоминал, не искал. Женился, детишек родил. Размер он мой помнит. Лучше бы свои обещания помнил, лгун несчастный. Да по другим бабам не шлялся бы.

Я выдохнула. Вздрогнула, уловив снова своё отражение в зеркале. Ну и красавица ж я. Нос алкоголички чего стоит. И рот. Да и брови ого-го.

Неожиданно стало смешно. А чуть позже я ещё и синюю пятку рассмотрела.

Короче, я не стала ни в чём себе отказывать: залезла в ванную, Улеглась поудобнее, пену соорудила шапкой и прикрыла глаза.

На повестке дня стоял один-единственный вопрос: насколько меня хватит? Как долго я смогу быть няней, когда нельзя расслабиться ни на минуту?

Трёх часов не прошло, а впечатление, что я карабкаюсь на Голгофу, долго-долго, на коленях буквально. Если так будет и дальше, я ж сгорю на этой работе. Спекусь, как гусь с яблоками.