Китобой - Андрей Панченко

разделка. А когда приходит команда «палубу рвать», это значит, идём домой! И этот верхний настил, насквозь пропитанный кровью, жиром и черт знает чем, срывается и летит за борт. А потом, до самого прихода боцманская команда только и делает что палубу драит… К концу путины, за восемь месяцев, представляешь, как все это обрыдло? Мы же тут без выходных работаем, двенадцать чесов вкалываешь, двенадцать часов спишь и отдыхаешь — мужик обводит рукой покрытую кровью палубу — так вся команда эту палубу на куски вмиг разносит, когда домой идти предстоит!

— Понятно, спасибо братва, увидимся ещё, я тут на две недели застрял, сняли меня со штурманов, в помощники гарпунёра пока определили, вот и буду я у Томаса тайны профессии постигать.

— Ага, у Томаса? Ха! Ну давай, удачи и фарту — как-то подозрительно весело хохотнули мужики, и о чем-то перешёптываясь пошли дальше глумится над трупом кита.

Восемь месяцев без выходных!!! По двенадцать часов!!! Из рейса в рейс!!! Вот это работёнка у мужиков. Как они только ходят и рогами ни за что не цепляются?

Гарпунер — уникальная специальность, как космонавт. Их можно всех за всю историю китобойного промысла пофамильно перечислить. Второй человек по рангу на китобойце и первый с начала и до конца охоты (капитан и по его команде весь экипаж беспрекословно выполняют команды гарпунера). Фактически, конечно, он всего двух человек в подчинённых имеет — помощника и марсового (бочкаря), но ряд работ и другие члены команды выполняют по его распоряжению. Например, боцман перецепляет лини, если длины основного не хватает, кто-то из матросов управляет лебёдкой и так далее.

Когда я добрался до крюйт-камеры, то застал на палубе несколько человек стоящих перед глубоким стариком. Седая борода, почти горбатый, ноги в раскорячку. Одет старик был точно так же, как и все остальные — в ватник и шапку ушанку. Почти на чистом русском, с небольшим акцентом он вещал своим слушателям премудрости гарпунного дела.

— Рыбу когда-нибудь ловили на спиннинг? На китобойце мы имеем нечто похожее на спиннинг. Наша фок-мачта будет удилищем, лебедка — катушкой, а линь — леской. Только крючок мы будем забрасывать не руками, а выстрелом из пушки. Вы, надеюсь, меня поняли? — Старик ходит с умным видом туда и обратно, смотря за реакцией слушателей, а вот их похоже речь старика особо не впечатлила.

— Старый, мы уже пятый раз приходим к тебе, а ты каждый раз одно и тоже талдычишь. Может уже к учебе приступим? — возмущается один из мужиков.

— Не выйдет из тебя гарпунёра, нетерпеливый ты — совершенно спокойно возражает старик — а тут ведь что главное?

— Ну и что?

— Главное уметь ждать. Выбрать нужный момент и только тогда произвести выстрел. И вообще, кто из вас рассчитывает научиться бить китов быстро — может не ходить ко мне. На гарпунёра несколько лет учатся. В промысловом трюме ученики трудятся года два. Они учатся разбирать и смазывать пружины, сращивать и укладывать линь в тросовый ящик, изготовлять чекели, оклепывать цепи, а к пушке их вообще только через пять дет подпускать можно!

— Да что там сложного-то? Пушка, линь и гарпун. Или ты нас за идиотов старик держишь? Какие пять лет? Столько даже на летчиков не учат, а там то всё посложнее будет, где самолёт и где твоя пушка?

— Тебя тоже учить не буду — тут же включился старик — иди на летчика и учись.

Норвежец посмотрел на возмущенно зашумевших моряков и сказал, как выплюнул:

— Нельзя вас к пушке подпускать. И учить я вас не буду. Идите от сюда, сегодня же скажу старпому, что снова никудышных мне учеников прислал.

Ученики переглянулись меж собой, и, видимо, решив обидеться, с официальной сухостью козырнули норвежцу и молча разошлись по своим делам. Возле крюйт-камеры остался только я да старик. Я, честно говоря, тоже бы ушёл, но вот только куда? Где жить и столоваться мне так никто и не показал, а дело уже скоро к обеду будет. Вот же подосрал мне старпом! Ведь наверняка же знал, что Томас уже выживший из ума старикан, которые не сможет научить даже как пуговицы на ширинке застёгивать!

— А ты чего стоишь остолоп? Кому сказано было — не буду учить! — завёлся старикашка. Да мне бы только выяснить, где кости уронить, да как в столовку и до Ирки добраться…

— А и правильно дедушка! Нельзя их учить! Нетерпеливые они! — ну ка попробуем со стариканом на его языке поговорить.

— Верно говоришь! Нельзя! — недоверчиво смотря на меня, всё же подтверждает Томас.

— Да тут же не на пять, а на все десять лет учёбы, если по уму, как в старь всё делать! Вот же молодёжь пошла! Думают, что они умнее стариков что ли?! Не мы так придумали гарпунёров учить, не нам и традицию ломать! — я подхожу к старику практически в плотную и аккуратно беру его за локоть.

— Правильно! Ишь, взяли моду, со старшими спорить! В наше время такого не было! — горячится старик.

— Пойдёмте я вас до столовой провожу, уважаемый Томас, нельзя в вашем возрасте так долго на ветру находится! Не бережёте вы себя! Кто вместо вас молодых то жизни научит, если что? — перехватив управление над организмом старичка, я виду его в надстройку.

— А и то верно, пойдём парень, только не в столовую, а ко мне в каюту! Там у меня бутыль, как там его едрить твою меть называют то? О! Вспомнил! Самогон там у меня. И вправду, что-то до костей пробирает, надо и подогреть брюхо изнутри.

Уже два часа сидим мы у Томаса в каюте, бухаем самогон, да селёдкой с сухарями и луком закусываем и байки травим. Старикан то мастак приврать, да и я от него не отстаю, а чего мне? Я от отца столько разных историй знаю… в основном по пьяни рассказанных, и со всеми подробностями, которые для сопливого пацана были сущим откровением.

— В компасах — жидкость компасная, сорокаградусный спиртовой раствор! Вот это вещь! Как совсем баки опустеют, так мы значит к штурманам! Давай мол. Жидкость слить, а вместо нее водичку — компасы и на воде работают исправно. Если, конечно, не замерзнут. — заливает мне старик Томас, нарезая большим ножом очередную луковицу и посыпая её солью — Тут главное что? Правильно, главное с гирокомпосной не