У вендетты длинные руки - Марина Серова

– А почему он пошел не в свою поликлинику по месту жительства, а в больницу?

– Так ему в собесе сказали, что курортная карта нужна срочно, в поликлинике ее оформить он никак не успел бы. И ему посоветовали сходить в больницу. Там есть коммерческое отделение, или хозрасчетное? Я точно не знаю, как оно называется, но там за деньги можно сделать срочные анализы. И врачей тоже пройти срочно. А плата не такая уж большая. Зато потом получаешь бесплатную путевку.

– И все это сказали по телефону? Или Валерий сам ходил в собес?

– Нет, он говорил с ними по телефону.

– Понятно. Значит, говорившего Валерий в глаза не видел. А фамилию свою этот человек не назвал?

– Понятия не имею, Валера мне об этом не доложил. Я только знаю, что он побежал сдавать все анализы и проходить врачей, и тогда-то и обнаружилось, что у него рак.

– Надежда, а ты случайно не в курсе, где эта справка с анализами? Ее можно увидеть?

– Курортная карта? Если честно, я даже не знаю. Наверное, там, в квартире, так и лежит. Там теперь живет их мать.

– Твоя свекровь?

– Да. Но с ней все так сложно…

– В каком смысле?

– Ну, понимаешь, когда-то она их бросила…

– Своих сыновей?

– Да. И мужа тоже. И ушла к другому мужчине. Валентин тогда только что поступил в театральное училище в Москве, а Валерий еще учился в школе. Отец не смог вынести этого, запил и вскоре умер: отравился паленой водкой. А Валентину пришлось подрабатывать и кормить себя и брата, пока тот не окончил школу и не устроился на работу.

Теперь понятно, почему израильский дед не оставил наследство своим дочерям. Старшая разошлась с мужем и уехала к черту на куличики, младшая бросила семью ради какого-то хахаля. Скорее всего, отец считал своих девочек особами непутевыми, а внуки в его глазах выглядели страдальцами.

– Надежда, постарайся найти эту справку с анализом крови Валерия.

– Полина, зачем тебе это? Что ты там хочешь увидеть?

– Фамилию врача. И еще, Надежда, ты что-нибудь слышала про израильского деда твоего мужа?

– Да, слышала. Он живет в Тель-Авиве, богат, во всяком случае, у него своя фирма. Года два тому назад он схоронил жену.

– Это все?

– А что еще я могу знать? Виноградовы с ним практически не общались. Так, изредка доходили слухи…

– А что этот дедушка недавно умер и оставил наследство своим внукам, ты знаешь?

– Умер? Нет, об этом я ничего не знаю.

– А что у твоего мужа есть еще и двоюродный брат?

– Так он со своей матерью уехал на Север, когда еще был ребенком, и с тех пор они потеряли с ними связь.

– Что они, так за все эти годы и не виделись?

– Нет. А ты, Полина, откуда все это знаешь?

– Тайна следствия. Я еще знаю, что этот двоюродный блудный братец уже давным-давно вернулся в наш город и живет здесь со своей женой. И зовут его… Ты там хорошо сидишь? Анатолий Дьяченко.

– Что?! Не может быть! Дьяченко – брат моего мужа?! Тот самый Дьяченко?!

– Ты хочешь сказать, его звали как-то иначе?

– Да нет, я знаю, что двоюродного брата моего мужа звали Толиком, мне Валентин как-то говорил… Но чтобы это был Дьяченко… Вот черт!

– Надежда, тебе поручение. Во-первых, найди ту справку или карту, или что там еще, с анализом крови Валерия. Мне необходимо знать фамилию врача. И еще: познакомь меня со своей свекровью.

– Полина, боюсь, последнее мне сделать будет трудно. Это такой непредсказуемый человек! Своенравная она очень. А после смерти сыновей она стала… как бы это помягче сказать? В общем, у нее теперь такие странности…

– Что, с головой не все в порядке?

– Ну, в общем, можно сказать и так. И ведь она еще не знает о смерти отца!

– Надежда, об этом ей пока – ни слова! И все-таки попробуй договориться с ней о нашей встрече. Вдруг она согласится?

– Полина, а зачем тебе знакомиться с моей свекровью?

– Ты же сама просила помочь тебе отомстить… сама знаешь кому. А как, по-твоему, я могу это сделать, если не знаю об этих людях ничего? Для начала мне нужно собрать о них как можно больше информации.

– Понятно. Хорошо, я попробую договориться с Натальей Георгиевной. Позже позвоню.

Мы попрощались с Надеждой, и я положила трубку.

Она позвонила вечером, когда я уже подумывала ложиться спать.

– Полина, я была у Натальи Георгиевны, она согласилась поговорить с тобой завтра. Ты сможешь подъехать к ней на улицу Техническую?

– Разумеется. Номер дома?

– Тридцать три, квартира двадцать.

– Во сколько?

– Она сказала, что можно приехать к одиннадцати. Я тоже подъеду.

– Тогда давай ровно в одиннадцать, у подъезда.

Ну вот. Завтра я увижу эту женщину, потерявшую двух сыновей в течение двух месяцев. Наверное, это самое страшное, что может быть в жизни, – потерять своих детей. Обоих. Теперь у нее никого нет. Хотя почему – никого? У нее есть сноха и внук. Неизвестно только, в каких она с ними отношениях.

На другой день ровно в одиннадцать я вышла из машины около дома номер тридцать три по улице Технической. Это была обыкновенная кирпичная пятиэтажка. Надежда уже стояла у двери подъезда. Она была в куртке и без шапки, в общем, одета уже по-весеннему, хотя на улице стоял легкий морозец. Мы поздоровались, Надя открыла дверь подъезда своим ключом-магнитиком, и мы вошли.

Квартира номер двадцать находилась на самом последнем этаже. Пока мы поднимались по лестнице пешком, Надежда инструктировала меня, как надо вести себя с ее свекровью. В частности, она предупредила меня, чтобы я ничему не удивлялась. Я и сама давно уже научилась это делать. Если бы еще в моей власти было – не удивлять других!

Нужная нам дверь оказалась не железной, а самой обыкновенной, деревянной. Такие теперь – большая редкость. Практически все граждане уже давно поставили у себя железные надежные двери. Но Надины родственники к таковым не относились.

Мы позвонили. Нам открыли сразу, как будто очень нас ждали. На пороге стояла дама лет пятидесяти пяти или около того. Не очень высокая, но дородная и, как говорит мой дед, видная. Огненно-рыжие волосы ее были собраны в высокую прическу, на лице – макияж, на шее, руках и в ушах – украшения. Дорогое платье темно-зеленого цвета сидело на ней просто изумительно. Гордая осанка выдавала в ней женщину волевую, с характером. И только одно было в ней, не соответствующее всему остальному, – ее глаза. Очень печальные зеленые глаза, смотревшие так, будто она терпела невыносимую боль. И еще губы, подкрашенные, плотно сжатые, с опущенными книзу уголками.