Пламя Победы - Тимур Туров

– Слушайте все! – мощный, словно из мегафона, голос разнесся над парком. – Предлагаю прекратить бессмысленную драку!

Голос принадлежал Денису, но казалось, говорит каждое дерево.

– Маах`керу, забирайте своих и уходите! Мы не будем вас преследовать! Но если вы еще раз попытаетесь хотя бы посмотреть в сторону Зеленограда, обещаю: у ваших потомков не будет возможности вспомнить легендарное прошлое отцов и дедов!

Дарина не могла понять, что это: иллюзия или какое-то заклинание, усиливающее звук? И еще она чувствовала, как действие «ветра перемен» исчезло.

Но и у нее не осталось сил.

– Хорошо! – сказала хранительница единственное, что было возможно в данной ситуации.

Ураган прекратился.

Оборотни собирали остатки своего войска и спешно грузились в автобусы.

Погибших оказалось не так много, но каждый из оставшихся в живых был серьезно ранен. Раны быстро заживут, однако возможность получить здесь источник утеряна навсегда, это хранительница хорошо понимала.

Пока они возвращались домой, в Москву. Но что дальше? Этого она не знала.

И некому теперь дать ей нужный совет: Станислав, столько лет служивший ей опорой и утешением, замолчал навсегда. Его тело погрузили в первый автобус вместе с другими погибшими – кроме тех, кто остался в водах Ангстрема.

И еще одна мысль не давала Дарине покоя: ни среди живых, ни среди убитых не нашли ее дочь. Амулет-эхо, который должен был находиться у девушки, безмолвствовал. Это могло означать, что она без сознания или погибла, ведь потерять амулет или отобрать его нельзя.

Не в силах заплакать, хранительница смотрела прямо перед собой.

Ей оставалось только надеяться и ждать.

– До шестьдесят пятой годовщины великой Победы осталось двадцать семь дней…

Телевизор едва не лопался от сквозившего в голосе диктора патриотического пафоса. Мелькали кадры из хроники Великой Отечественной войны, призывая помнить, скорбеть, гордиться… Звучала музыка, то бравурная, то лирическая. На экране бежали, стреляли, с криками «ура» неслись в атаку и падали люди, дейвона, гр-хч-сг-от…

Карим Сатин валялся на диване, наслаждаясь последними часами отдыха перед ночным дежурством. Он был, как всегда, в хорошем настроении несмотря на мерзкую погоду, задержку обещанной премии и предстоящую тяжелую ночь. А в том, что смена вновь предстоит напряженная, он почти не сомневался: количество травм и аварий в Зеленограде с приходом весны не только не уменьшилось, но даже наоборот – возросло.

Население увеличивалось, темп жизни ускорялся, горожане жили в постоянно нараставшем ритме: торопились на работу, бежали с работы, летели утром в детские сады и школы, стремясь забросить полусонных отпрысков в «заведения» до образования настоящих пробок. А пробки в маленьком городке встречались почти московского масштаба. Не замечали светофоров, не включали «поворотники», иногда не пропускали пешеходов… Тем, кто ходил пешком или пользовался общественным транспортом, приходилось еще хуже.

И несмотря на то что период зимних отморожений и гололеда прошел, город никак не мог перестроиться на «летнее время» – травмпункты поликлиник и травматологическое отделение городской больницы едва ли не дымились от нескончаемого потока пострадавших. Причем жертвами происшествий чаще всего становились люди, уроженцы гостевых сфер больше заботились о своей жизни и здоровье.

Такого не было давно, обычно в апреле для врачей-травматологов и среднего медперсонала наступает небольшая передышка до полного открытия сезона роликов, скейтов, велосипедов, а теперь еще и популярного паркура.

Но в этом году обошлось без нее.

Медики стонали, но Карим ни на что не жаловался. Ему нравилась работа, нравился коллектив, вызывал симпатию новый главный врач, изо всех сил старавшийся поднять провинциальную больницу до европейского уровня. А главное – он любил своих пациентов. Поэтому на дежурство всегда шел с удовольствием.

Вот и сейчас ничто не могло вывести Карима из состояния равновесия, даже заказной телевизионный патриотизм и навязчивое мелькание по «ящику» георгиевских ленточек, хотя многие коллеги не стеснялись высказываться по поводу лицемерия властей, вспоминавших о ветеранах лишь накануне очередной «даты».

Карим родился полукровкой. Отец его был обычным человеком, а мать принадлежала к сфере дейвона, к «серым». Поэтому чуть ли не весь клан ждал от Карима небывалых чудес, выдающихся способностей и вообще всяческих особенностей. Полукровки, как правило, обладают какими-то уникальными свойствами, всем известно: полукровки самые умные, самые красивые, талантливые и прочая и прочая.

Карим действительно был красавчиком: вьющиеся каштановые волосы, огромные глаза, длинные ресницы. С возрастом прибавились мускулы, где надо, и сохранился правильный, характерный для человека овал лица, а не «треугольник» дейвона – слишком узкий подбородок и широкие скулы. Впрочем, скулы действительно были широкими, но это лишь придавало их обладателю колорита.

В детстве Карим ничем не болел и к врачам не ходил.

Лицом к лицу с эскулапами он столкнулся только в военкомате, уже будучи старшеклассником. И когда он понял, что ни один из тамошних врачей не видит сквозь Пелену и не замечает его рогов и хвоста, он был поражен. В тот день Карим поклялся себе, что всегда будет стоять на страже чужого здоровья, и не важно, существо какой сферы нуждается в помощи.

Так он оказался в мединституте, потом в интернатуре по хирургии, а затем в ординатуре по травматологии.

Кроме общей программы, он занимался еще и на кафедре, изучающей болезни «чужих», что позже ему очень пригодилось. Родители не возражали. Все родственники по материнской линии – клан, к которому принадлежали дейвона, – тем более одобряли выбор. Врачи среди представителей всех сфер, кроме коричневой, очень ценились. Карим втайне гордился уважением со стороны материнской родни и, считая необходимым придерживаться традиций дейвона, носил на шее медальон с изображением свирепой львиной морды, символа клана.

За что и был прозван еще на пятом курсе «язычником» – пожилой анестезиолог заметил медальон, когда Карим переодевался на операцию. С тех пор юноша стал прятать украшение под мороком. Знак видеть перестали, но прозвище осталось.

Карим поднялся с дивана, потягиваясь, словно кот. Подошел к шкафу и стал надевать джинсы, то и дело поглядывая сквозь белоснежный тюль на улицу и качая головой – за окном не на шутку разбушевалась буря: крутило, вертело, завывало, гнуло к земле деревья.

Он заканчивал застегивать рубашку, когда вошла мать.

– Сынок, не ходи сегодня, – с тревогой сказала она. – Поменяйся.

– Что ты, мам, в последний момент? Кого ж я найду? – он подошел и чмокнул ее в щеку, потом зашагал в прихожую.

– Говорю тебе: останься дома! Это необычный ураган. В городе война. – Она умоляюще сложила руки на груди.