Пожиратель Душ - Антон Орлов

– Банхет, вы, я вижу, большой знаток всякого антикварного дерьма, вас в ваших университетах всему научили… А знаете ли вы, как отличить подлинную кибадийскую вазу от тех, что делают хасетанские народные умельцы по двадцать пять рикелей за штуку?

У этого ходячего недоразумения в костюме с зонтиками были припасены ответы на любые вопросы. Только ведь здесь главное не правильный ответ, главное – с какой интонацией ты говоришь, как смотришь на собеседника, сколько в тебе куража… Сразу видно, чего стоит хлипкий умник из Раллабского университета и кто такой Клетчаб Луджереф! В общем, для кого было «кончено время игры», так это для Банхета, а Луджерефу все-таки удалось утвердить свое пошатнувшееся превосходство.

В конце концов Марго сказала:

– Я готова. Еще чуть-чуть – и напьюсь, как Гаверчи. Клетчаб, спасибо за ужин. Проводишь даму куда-нибудь… типа в «Жемчужный грот»?

Есть такое известное на весь Хасетан заведение на одной из приморских улочек, в невзрачном старом доме из белесого ракушечника. Там сдаются комнаты с кроватями – хоть на час, хоть на два, хоть на целые сутки.

Великодушно оставив Банхету недоеденную дорогостоящую жрачку и полбутылки портвейна, Клетчаб ухмыльнулся голове морского быка, взирающей на людскую суету сквозь расплывчатые клубы зеленого и розового дыма, и повел завоеванную даму к двери.

Дальнейшее… гм, дальнейшее было не так привлекательно, как триумфальный уход вместе с Марго из ресторана. После ночи в «Жемчужном гроте» Клетчаб чувствовал себя измотанным и выжатым. Едва они остались вдвоем в пропахшей мускусом полутемной комнатушке, эта оторва на него набросилась, как цепная сука на старый тапок. Вспоминая о том, как беспомощно он трепыхался в тисках ее объятий, Луджереф нервно ежился. Больше он к ней даже близко не подойдет, ни-ни, одного раза хватит.

Зато теперь будет о чем рассказывать в приличной компании. Не правду, Безмолвный упаси, ни в коем случае не правду… а примерно то же самое, что рассказывают все остальные, кто переспал с Марго до Клетчаба.

После полудня он взял несколько «тафларибу» и отправился к Банхету, остановившемуся в «Песочном пироге» – гостинице из самых дрянных и дешевых. Окно маленького номера выходило на улицу, где вплотную друг к дружке, без просветов, выстроились в ряд хрупкие с виду одноэтажные домики – покосившиеся, иные по самые окна погрузились в землю, зато с красочными витринами и вывесками (их уже лет десять, как снесли). По беленым стенам комнаты и по потолку вяло ползали длинные зеленые снулябии с трепещущими слюдяными крылышками в рыжих крапинках.

У Банхета все это вызывало наивный идиотский восторг – и ветхие миниатюрные магазинчики, и бурлящая внизу, на мощенной булыжником улице, людская суета, и даже присутствие докучливых насекомых в номере.

– Сколько во всем этом жизни, как это приятно и чудесно… Я хочу сказать, что у нас в Раллабе таких старинных южных улочек и таких снулябий нет, – объяснил он с извиняющейся улыбкой.

– У вас там ничего стоящего нет.

Ухмыльнувшись, Клетчаб сплюнул вниз с высоты третьего этажа. В толпу.

– Ну, зачем вы так? – с упреком спросил Банхет. – Вдруг на кого-нибудь попадет… Я никогда так не делаю.

Где уж этому ученому растяпе оценить эффектный плевок!

– А теперь смотри и слушай сюда, – потянув засаленный шнурок, Луджереф опустил скрипучие, с облупившимся лаком, жалюзи и повернулся к столу. – Посмотри, что я тебе принес. Это стоит больших денег.

Он высыпал на стол «тафларибу». Банхет брал фигурки одну за другой и подолгу рассматривал, его пальцы двигались мягко и осторожно. Тонкие бледные запястья, поросшие светлыми волосками, выглядывали из коротковатых рукавов, как у школяра, которому небогатые родители никак не соберутся купить новую форму.

Все перебрав, он взял по-кошачьи свернувшуюся нефритовую девушку.

– Эту я покупаю. Остальные – подделка. Вот эти две – позапрошлый век, искусная работа, но меня интересуют только настоящие кибадийские «тафларибу».

Да он действительно знаток!

– Чем они тебе не подлинные? – прищурился Клетчаб.

Банхет принялся перечислять признаки, явные и неявные. Этот тупак свое дело знает, просто так его не проведешь… Значит, проведем другим способом, непростым.

– Я тебе еще принесу. Поглядишь там чего… Кралечку эту, ежели берешь, уступлю за пятнадцать «лодочек».

– Каких лодочек?.. – тупак озадаченно открыл рот и приподнял жиденькие светлые брови.

– Ну, за пятнадцать тысяч. Так говорят у нас в Хасетане, – покровительственно пояснил Луджереф.

Тупак есть тупак. Хоть и ученый, а непонятливый.

Спрятав в бумажник чек, он сгреб со стола отвергнутые фигурки и распрощался, оставив Банхета восхищаться разукрашенными магазинчиками и сверкающими крылышками зеленой мошкары. Ему предстояло кое-что обмозговать и подготовить.

Вечером, завернув поужинать в «Морской бык», он застал там Банхета и Марго. Подсел к ним. Снимать эту оторву он больше не собирался (даром не надо, хорошо еще, что ничего не вывихнуто и ребра целы остались!), но хотел получше присмотреться к ученому тупаку. Дельце-то наметилось прибыльное.

На Марго был высокий парик из тех, что называют «придворными», иссиня-черный с нитками жемчуга, и под расстегнутой курткой с золотыми драконами – черный атласный лифчик, расшитый бисером. Банхет изо всех силенок старался заинтересовать ее своей жалкой персоной.

Клетчаб прятал ухмылку: этот доходяга еще не знает, что его ждет, если Марго согласится ему дать.

Они ушли вдвоем, а Луджереф потом подцепил Оллойн, здешнюю певичку, с которой и раньше иногда встречался. Нормальная деваха, не то что эта оторва, которая привыкла на охоте голыми руками ломать хребты оборотням и с теми же замашками – в постель (синяки ведь остались, словно Клетчаба цепняки в участке дубинками молотили!). И шибко тратиться на Оллойн не надо, ее достаточно угостить портвейном и пирожным, какое подешевле. Клетчаб отдохнул с ней и душой, и телом, и лишь одна мысль его немного беспокоила: что там с Банхетом? Если Марго его насмерть ухайдакает, выгодное дельце сорвется.

Утром он съездил в «Песочный пирог», но клиента не застал. Сказали, тот со вчерашнего дня не появлялся.

«Готов, стало быть», – скорбно ухмыльнулся Луджереф, поглядев снизу, с волнистой, как стиральная доска, мостовой на закрытое окно Банхетова номера. И пошел, насвистывая сквозь зубы модный мотивчик, мимо ветхих, аляповато разубранных магазинов, сверкающих на солнце умытыми витринами.

Утро было как утро. Потом ему нередко вспоминалось это утро – словно рубеж между приятной, по крупному счету, безбедной, правильной жизнью в Хасетане и всем тем, что началось чуть позже.

После «Песочного пирога» Луджереф отправился в «Морской бык» выяснить судьбу бедолаги Банхета, чтобы определиться с дальнейшими действиями.