Его новенькая. Том 2 - Наталья Семенова

Я чувствую, как мелко дрожат мои руки, слегка пугаюсь, когда народ нестройным хором приветствует Ника. Его взгляд замирает на мне, и он продолжает:

– Впервые я попробовал алкоголь в тринадцать лет. На вкус ничего особенного, а вот те ощущения, что он приносил, пришлись мне по нраву. Он отключает мозг и значительно понижает уровень ответственности. А они все – все, кто меня окружал, – возложили на меня большие надежды. Я ведь победил страшную болезнь, полностью выздоровел, и теперь обязан стать, по меньшей мере, седьмым чудом света. – Никлаус горько усмехается и откидывается на спинку стула: – Я нашёл своё спасение в выпивке, обрёл подобие свободы, и не думал о том, что разочаровываю всех вокруг. А я их точно разочаровывал: плохо учился, не имел особых талантов, бросил борьбу, не стал капитаном школьной команды по регби. Неудивительно, что они стали мне помогать в исполнении их мечт. Алкоголь позволял мне забить на это, нёс меня по течению своих хмельных паров, пока… Я пришёл сюда из-за девушки. Хотел посмотреть, понять, может. Она сказала: я должен бросить пить не ради кого-то, а ради себя. И, пожалуй, она единственная, кто не ждал от меня подвигов. Она вообще ничего от меня не ждала. – Лицо Никлауса стало бледным, он отвел от меня взгляд и почти процедил сквозь зубы: – Эта стерва уверяет меня в том, что не играла, что ей было плевать на наше соперничество с братом, но какого-то хрена припёрлась на его вечеринку, тем самым дав понять, что она предпочла его. Чего она добивалась? Хотела оценить, как глубоко смогла пробраться мне под кожу?! Понять, насколько сильно я на ней помешан?! Чтобы – что? Позлорадствовать? И сразу после броситься в объятия другого?!

– Ты всё неправильно понял… – едва слышно шепчу я.

Взгляд затуманивается. Я смаргиваю слёзы, обжигающие щёки, и вижу, как Никлаус вновь поворачивает голову в мою сторону. Выплёвывает жёстко:

– А как ещё это понимать?!

– Я… Мне…

– Так он о тебе говорит? – раздается шёпот сбоку.

– Я просил тебя не приходить, – цедит Никлаус. – Но потешить своё тщеславие для тебя оказалось важнее, чем моя просьба, верно? Ты и сейчас продолжаешь ему потворствовать.

– Это не так! – подскакиваю я на ноги, вызывая у людей вокруг дружное «ох…». Виновато осматриваюсь. Смущаюсь. И злюсь. На Никлауса. Бросаю ему в лицо: – Я пришла туда к тебе, идиот!

Находиться здесь дальше у меня больше нет желания, поэтому я срываюсь к двери.

– Что это вообще означает? – насмешливо доносится мне в спину. – Ан-ни, отвечай!

– Куда вы? Собрание ещё не закончилось!

– Не нужно, Глория. Пусть идут. Кто продолжи…

Дверь хлопает за моей спиной и тут же открывается вновь.

– Стой! Как ты могла прийти туда ко мне?!

Снова хлопает, но я уже открываю ту, что ведёт на улицу. Кричу, не оборачиваясь:

– Обманом, Никлаус!

Сбегаю по лесенкам, но дальше последней мне уйти не удаётся: Никлаус ловит мою кисть и разворачивает к себе лицом, требует:

– Объясни!

– Это ты виноват! – подаюсь я к нему. – Разбрасываешь свой телефон где попало или даёшь им пользоваться кому попало!

Никлаус недоумённо смотрит на меня в ответ. Я выдёргиваю свою руку, прячу лицо в ладонях и падаю на ступеньку. Из горла вырываются рыдания. Его история… Я приняла её близко к сердцу и теперь ничего не могу с собой поделать. Мне безумно жаль того выздоровевшего мальчика, на которого в один миг обрушилось столько чужих надежд.

Никлаус опускается рядом, накрывает ладонью моё колено, сжимает его пальцами, негромко произносит:

– Я не понимаю, Ан-ни…

Я прерывисто втягиваю воздух, с остервенением стираю слёзы с глаз и вынимаю из нагрудного кармана комбинезона телефон. Шмыгая носом, открываю переписку с Никлаусом и предлагаю телефон ему.

– Но… – начинает он через минуту. – Я этого не писал…

– Знаю. Это написала Ава.

– Ава.

Никлаус отворачивается в сторону и с силой сжимает пальцы на моём телефоне, так, что белеют костяшки. Ещё немного, и мне придётся копить на новый.

Я поднимаю глаза выше, впиваюсь взглядом в его немного хищный профиль и представляю Никлауса подростком, нашедшим своё спасение в алкогольном дурмане. Неужели и Роберт ждёт от него каких-то выдающихся успехов? В какой сфере? Спорт?

Глаза снова печёт, грудь сдавливает новая порция рыданий, мне невыносимо крепко хочется обнять Ника, но кто я такая, чтобы его жалеть?..

Мне не удаётся сдержать судорожный вздох, и Никлаус в тот же миг поворачивается ко мне. Смотрит так, словно впервые видит или разглядывает с другой точки зрения, что больше похоже на правду, а затем возвращает мне телефон. Молчит. Я не выдерживаю:

– Я тогда жутко злилась на тебя – ждала, наверное, полчаса. А потом… Не надо было мне поддаваться эмоциям. И ты… Вместо объяснений по старой привычке грубил. Аву с твоим телефон я увидела позже, и всё поняла, но было поздно. После всех тех слов, что мы наговорили друг другу… После всей этой лжи… Предательств… Самым разумным, Никлаус, было начать новую жизнь. Нам всем, понимаешь?

– Нет, – отрезает он. Усмехается и отворачивается в сторону: – Ты, Ан-ни, при всей своей хвалёной смелости и силе духа всегда выбираешь лёгкий путь. Тот, что на самой поверхности. Его ещё называют: «сбежать от проблем».

– Теперь ты, помимо всего прочего, считаешь меня трусихой? – стискиваю я зубы. – Превосходно.

Меня злит то, что совсем недавно мисс Лейн, кажется, говорила о том же. Очевидные решения, цели, неподкреплённые мечтой, а значит, жизнь, лишённая страстных желаний, борьбы и полноты чувств.

– Я считаю тебя умной дурой, – усмехается Никлаус.

Так, ну всё, довольно.

Поднимаюсь на ноги, чтобы уйти. Снова. Вся жизнь по накатанной – сбежать оттуда, уйти отсюда. И ни в коем случае не останавливаться, чтобы принять бой лицом к лицу с кем бы то ни было. Особенно самой с собой.

Чёрт.

Снова слышу усмешку Никлауса и как он поднимается следом за мной.

Разворачиваюсь обратно. Делаю решительный шаг. И мои руки оплетают его шею, а щека врезается в твёрдую грудь.

– Ан-ни… – выдыхает он, и я слышу, как его сердце набирает обороты. Он обнимает меня в ответ, зарывается пальцами в волосы на затылке, отчего по моей коже бегут мурашки, а тёплая волна омывает нутро, чуть ли не подкашивая ноги.

С силой жмурюсь и шепчу:

– Прости, что сегодня так нагло вторглась в твоё личное, Никлаус.

Резко отстраняюсь, разворачиваюсь и ухожу.

Всю дорогу до дома на Робсон авеню меня не покидает чувство затаённой радости. Я время от времени себя одёргиваю, но иногда все же ловлю в боковом зеркале машины собственную улыбку. Да, слишком официальное приглашение сестры на ужин вовсе не означало то, что на нём обязательно будет присутствовать Никлаус, но разве глупому сердцу есть до этого дело?