Ни слова о любви - Вера Фальски

После этих слов замерли все, в том числе и сама Сабина, которая лихорадочно думала: «Неужели? Неужели я действительно сказала это вслух?»

Единственное, что было слышно в этой оглушительной тишине, — сдавленный смешок одного из операторов. Ведущая нервно рылась в своих записях, выискивая хоть что-нибудь, что могло бы перевести разговор в другое русло. Камера показывала обескураженное лицо Телешко: она глотала воздух, силясь восстановить дыхание. На помощь ей пришел критик, который уже взял эмоции под контроль.

— Вы делаете из себя посмешище! — выплюнул он в сторону Сабины. — Это безобразие! Вести разговор на таком уровне абсолютно недопустимо.

— Я посмешище? — Сабина быстро прикинула, что, сказав «А», нужно говорить и «Б»: положение все равно уже не спасти. Она приподняла красиво очерченные брови. — Посмешище — это вы с вашей рубрикой для узкого круга избранных, которая выходит в газете раз в месяц. Вы с вашим раздутым эго, которое с трудом помещается в этом бараке, переделанном в телестудию. Вот она, ваша культура! Лицемеры! — Отстегнув микрофон, она отшвырнула его на стол. Два оператора не успевали снимать эту сцену с разных ракурсов.

Сабина встала и вышла из студии. Она боялась, что если кто-нибудь сейчас ей что-то скажет, то вместо ответа она просто врежет в рожу. Понятно, затем ее сюда и пригласили: чтобы на контрасте с этими творцами, которых волнуют исключительно важные вопросы, показать, как она мелка. Унижение пронзало ее насквозь, переполняло каждую клеточку. Она была готова расплакаться.

Схватив пальто и сумочку, она выбежала из барака. Достала телефон. На экране мигала кнопка «Сообщение». Сабина быстро кликнула на нее. От Ружи. «Я тебя стыжусь. Ты мне больше не мать».

— Б**, б** и еще раз б**!

Ей хотелось швырнуть телефон в грязь. Она ощущала, как пульсирует жилка на виске, еще мгновение — и лопнет, заливая кровью то злополучное пространство, в котором рождались все персонажи ее отвратительных романов.

Сабина оперлась о стену. Попыталась выровнять дыхание. Позвонила в службу такси. Время ожидания — двадцать минут.

Это время она решила сократить и направилась навстречу машине. Шагала между складами и бараками на высоких каблуках, то и дело спотыкаясь на выбоинах. Выбрала номер Люцины, нажала. После трех звонков та взяла трубку и защебетала:

— Ну, как твои дела, дорогуша? Все удачно?

— Люцина, твое счастье, что я до тебя сейчас не могу дотянуться… Оторвать бы твою рыжую башку! — заорала Сабина в трубку. — Ты меня под монастырь подвела! И хуже всего то, что ты отлично знала, что делаешь, мерзавка!

— Я понятия не имею, о чем ты, бэби. — Прикидываться дурой Люси умела прекрасно, в этом ей не было равных.

— О том, что я выглядела не просто особой, напрочь лишенной таланта и права писать хоть что-то, но и законченной идиоткой.

— Ну что ты, Сонька… Ты преувеличиваешь, правда. Я все видела и уверяю тебя, что выступила ты блестяще, была очень откровенной, решительной… В конце концов, ты всего лишь защищалась!

— Я оскорбила верхушку польского литературного мира. Это п**, меня теперь уничтожат, понимаешь? Придется мне взять новый псевдоним. А ты… Ты же знала, что бросаешь меня на растерзание, знала — и даже не колебалась! Все как всегда, Люси, все как всегда. Я сыта по горло, блин!

— Что ты говоришь? Ты замечательно выкрутилась, когда тебе задали вопрос о литературе среднего уровня.

— Это был не вопрос, а нападение. Впрочем, ты утвердила меня в правильности моего решения, и я надеюсь, б**, что тебе очень жаль. Амелия Крук умерла, и сейчас я оскверню ее жалкие останки. Не смей мне больше звонить!

Сабина отсоединилась, со злостью нажав на экран смартфона. Заметив маячащее вдалеке такси, она замахала рукой, словно потерпевший кораблекрушение, который с необитаемого острова сигналит проплывающему кораблю.

Прошло два часа, и на фан-страничке Сони Гепперт в Интернете появился пост со ссылкой на передачу «Писательский зал»:

Люцина нажала «Еnter» и с удовольствием наблюдала, как под ссылкой появляются комментарии и увеличивается число репостов. Так и надо! Неважно, что говорят, главное — чтобы говорили! There is no business like show business![6]

Тоже мне селебрити, жалкое существо!

Зачем вообще было эту дешевку приглашать к культурным людям?

Продажная кобыла, она разбирается в литературе, как свинья в апельсинах. Сколько лет уже дурит людей своими книжонками, считает себя великой писательницей, а сама отвратительна!

Дамочка, ты хоть раз выйди из своего элитного жилища и полюбопытствуй, как живут люди на 1500 злотых в месяц.

Сама небось трахается направо и налево.

Может, пора проверить постель пани Гепперт?

Сабина, точно загипнотизированная, всматривалась в экран айпада, медленно прокручивая страницы. Сотни, тысячи комментариев о ней в Интернете. На всех порталах о жизни знаменитостей. Такой рекламы «Пятый канал культуры» не знал за все время своего существования. Началось все с текста в «Суперфакте»:

Ну а потом ка-а-ак пошло! Все принялись копировать этот текст на свои ресурсы, склонять на все лады, анализировать. Разворачивались все новые и новые ветки интернет-споров, высказывались какие-то официанты из ресторана, в котором Сабина якобы обедала и закатила скандал, а в конце концов заорала: «Я вас уничтожу! Вы не знаете, кто я такая!» — и ушла, не заплатив. Появилась страничка «Читаем Соню Гепперт для стеба», где постили самые неудачные фотографии писательницы и фрагменты ее книг; а кроме того, очередные высказывания каких-то людей, которых Сабина отродясь в глаза не видала, а они выдавали на-гора все новые и новые примеры ужасного поведения этой «писаки», как то: влезание без очереди в такси на стоянке, скандалы в отелях и в аэропортах. «Фейсбук бурлит!» — сообщал основной портал светских сплетен, порождая очередные тысячи комментариев. Ибо ничто так не раздражает людей, как чье-то чувство превосходства.

Виновница всего этого тарарама, правда, уже перестала плакать и обвинять себя во всем происходящем, поскольку была, как-никак, спровоцирована, — но все надеялась, что рано или поздно пробудится от этого дурного сна. Ее агентша не отвечала на телефонные звонки. Хитрая стратегия — переждать, пока все утрясется.