Запретные цвета - Юкио Мисима

Юити и на ум не могло прийти, какое брожение происходит внутри Сюнсукэ, отравленного жаждой мести. Тем не менее такое странное и скороспелое предложение требовало однозначного ответа.

— Что скажешь? Пойдешь на это соглашение со мной? Примешь мою помощь?

— Пока не знаю. Сейчас мне трудно предположить, чем все это может обернуться. — Юити произнес эти слова будто сквозь сон.

— Я не тороплю тебя. Когда будешь готов принять мое предложение, дай знать телеграммой. Надеюсь, что наш уговор не замедлит осуществиться и ты позволишь мне произнести речь за свадебным столом. А после этого мы приступим к воплощению нашего плана. Идет? Тебя ничто не будет беспокоить, а кроме того, ты заимеешь репутацию мужа, который приударяет за женщинами.

— Если я женюсь…

— В таком случае я буду совершенно необходим тебе! — самоуверенно заявил старик.

— Ютян здесь? — спросила Ясуко из-за раздвижной бумажной перегородки.

— Входи, входи! — пригласил Сюнсукэ.

Ясуко отодвинула перегородку и тотчас встретилась взглядом с Юити, который непроизвольно обернулся. В глаза ей бросилась чарующая красота молодого улыбающегося мужчины. Улыбка его сияла каким-то просветлением ума. Никогда прежде Юити не излучал такой красоты, как в это мгновение. Будто ослепленная, Ясуко захлопала ресницами. Вслед за этим Ясуко, как всякую впечатлительную женщину, невольно пронзило предчувствием счастья.

Ясуко только что вымыла голову в ванной и с мокрыми волосами постеснялась войти в комнату за Юити. Она высунулась из окна, чтобы просушить волосы. В порт входил рейсовый теплоход, который вечером отчаливал с острова О., останавливался в К. и на рассвете следующего дня прибывал в Цукисиму. Наблюдая, как в гавань входит заливающий залив огнями пассажирский лайнер, девушка расчесывала волосы. В городке редко звучали и музыка, и пение. Каждый раз, когда судно становилось у пристани, из громкоговорителя на верхней палубе отчетливо слышалась мелодия модной песенки, разносившейся под летним небом. На причале толпились сопровождающие с бумажными фонариками гостиниц. Вскоре резкий свист причалившего парохода пронзил ночь и врезался в уши Ясуко, словно вскрик перепуганной птицы.

Волосы ее высохли, и она почувствовала холодок. Несколько прядок взметнулось на ее висках, и ей померещилось, будто это не ее волосы, а какие-то прохладные листики травы. Ясуко боялась пригладить руками свои высохшие волосы. В прикосновении к ним она ощущала близкую смерть.

«Ютян что-то гложет, а я не понимаю что, — нахмурилась Ясуко. — Если он откроется мне и если это то, из-за чего ему придется умереть, я последую за ним тотчас. Ведь я позвала его сюда именно с этим намерением…»

В голове ее спутались многие мысли, пока она прибирала волосы. Вдруг ее осенило недоброе предчувствие: что если Юити сейчас не в комнате у Сюнсукэ, а где-то в другом, незнакомом ей месте? Она вскочила и опрометью бросилась в коридор. Позвала, затем отодвинула перегородку — и тут же опешила от улыбки Юити. Это естественно, что ее охватило предчувствие счастья.

— А, вы разговариваете? — спросила Ясуко.

Взгляд ее склоненной головки, чуточку кокетливый, предназначался не для старика, и, поняв это, писатель отвернулся. Он представил Ясуко в семидесятилетием возрасте.

Атмосфера в комнате была неловкой. Как всякий, оказавшийся в такой ситуации, Юити взглянул на часы. Было около девяти.

Вдруг зазвенел телефон в токономе[7]. Все трое, будто пронзенные кинжалом, повернули головы в сторону аппарата. Никто не пошевелил и пальцем.

Сюнсукэ взял трубку. Затем взглянул на Юити. Это звонили Юити из Токио. Он вышел из комнаты, чтобы принять в конторе междугородний звонок. Ясуко пошла следом, не желая остаться наедине с Сюнсукэ.

Немного погодя они вернулись вдвоем. Глаза Юити утратили прежнее спокойствие. Хотя никто его не спрашивал, он пустился в пылкие объяснения:

— Сказали, что у матери атрофия почек, что у нее слабеет сердце и сильно сушит горло. Отвезут ее в госпиталь или нет, но во всяком случае они хотят, чтобы я немедленно приехал.

Он выпалил от возбуждения все новости, хотя обычно предпочитал смолчать.

— Весь день она твердила, что умрет спокойно только после моей свадьбы. Больные люди как дети!

Сказав эти слова, он понял, что внутренне уже готов жениться. Сюнсукэ почувствовал в нем эту решимость. Темная радость расплылась в глазах старика.

— В любом случае тебе необходимо возвращаться…

— На десятичасовой теплоход еще можно успеть. Я поеду с тобой.

С этими словами Ясуко помчалась в комнату собирать вещи. В шагах ее было что-то развеселое.

«Ох уж эта материнская любовь! — подумал Сюнсукэ, будучи сам нелюбимым ребенком своей матери. — Жертвуя остатками своего здоровья, она спешит в критический момент на помощь своему сыну. Будто ей кто-то подсказал, что Юити желает вернуться сегодня вечером…»

Пока Сюнсукэ изумлялся всем этим совпадениям, Юити утонул в своих мыслях. Глядя на его нахмуренные тонкие брови, на его ресницы, обведенные величавой трагической тенью, Сюнсукэ затрясся в мелком-мелком ознобе. «И вправду сегодня какой-то странный вечер! — думал про себя старый писатель. — Будь осторожен, не дави на его чувства, а то все насмарку пойдет, с его-то заботливостью о матери. Все будет хорошо, и мальчик последует по моему пути, как я задумал…»

Они едва поспели на десятичасовой теплоход. Все каюты первого класса были заняты, поэтому они взяли два места в каюте второго класса на восемь пассажиров. Это были каюты в японском стиле. Узнав об этом, Сюнсукэ подтолкнул Юити:

— Ну, этой ночью ты наверняка выспишься!

Как только они сели на борт, был поднят трап. На пирсе двое-трое мужчин в нательных рубашках и подштанниках, держа в руках шахтерскую лампу-мышь, осыпали скабрезными шуточками какую-то женщину на палубе. Та огрызалась в ответ визгливым голосом что есть мочи. Ясуко и Юити были смущены этой перепалкой. Кое-как сдерживая смешки, они выжидали, когда теплоход удалится от Сюнсукэ. Безмолвная водная гладь равномерно мерцала огнями, словно масленая, и медленно расширялась между судном и пирсом. Это тихое водное пространство разрасталось на глазах, будто живое существо.

Из-за ночного бриза у старого писателя слегка разболелось правое колено. Болезненные спазмы его невралгии — вот что осталось ему от месяцев и дней прошлых страстей. Он ненавидел эти месяцы и дни. Сейчас же не все эти дни казались ему ненавистными. Эта коварная боль в правом колене стала своего рода убежищем для его тайной страсти. Он пошел обратно, велев гостиничной прислуге идти с фонариком впереди себя.

Через неделю, как только Сюнсукэ вернулся в Токио, пришла телеграмма от Юити о его согласии.

Свадьбу назначили на счастливый день третьей декады сентября. За два или три дня до торжества Юити, полагая, что у него больше не будет возможности поесть одному, хотя в одиночку он обычно никогда не садился за стол, вышел в город под этим внезапным предлогом. На втором этаже европейского ресторана, который находился в переулочке, он заказал себе ужин. Конечно, такая роскошь позволительна только богатенькому джентльмену с полумиллионом иен в кармане!