Академик Г.А. Николаев. Среди людей живущий - Сергей Александрович Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наш разговор прервал профессор Николай Павлович Алешин. Я разливаю чай, ставлю на стол сахар и печенье. После ухода профессора, которого дед ласково называет «крестьянским самородком», он продолжает:
— Я всегда люблю повторять: сто метров за 14 секунд пробегут почти все. За 13 секунд — меньше, за 12 — совсем мало. За 11 — профессионалы. За 10 — единицы. А вот там, где 9,9, там-то и разворачивается главная борьба. 9,88, 9,87 — кто быстрее? Вот-вот, обошел троих, потом двоих, а одного — никак не могу обойти... Так и в науке, в жизни, везде. Поначалу новая дисциплина пойдет у вас семимильными шагами. Но чем ближе к пику, тем труднее борьба, тем труднее каждый метр, сантиметр, миллиметр... Уверены ли вы в своих силах?
Стать всероссийским проповедником — это то же карабкание. Можно сорваться, или кто-нибудь обойдет. Это, знаете ли, путь крестоносца — нести свой крест нужно!
Перечитали Маркса и Ленина? Очень полезно. Прикладывайте к своей науке. Сколько у нас инженеров, которые кроме своего «эм на дубль-вэ» ничего не знают. Широкий кругозор — делу помощник. Только, ради Бога, не стремитесь решать задачи в масштабах всей страны. Ставьте себе задачу поуже и добьетесь успеха.
— Как у Крылова: «...чтоб в делах утешный был конец»?
Академик кивает: именно так. (Не послушаюсь я его, стану романтически грешить именно всероссийскими замахами, и много это принесет мне страданий, да и моим близким достанется...) А в тот вечер, помню, обсуждали мы Ленина с Марксом.
— Ленина по глубине мысли я ставлю выше Маркса. И потом, он нам, русским, ближе, — заметил дед и сменил тему. — В Институте атомной энергии я знаю Александрова, Велихова, но они, пожалуй, далеки от дел. Можно обратиться к академику Легасову, который сейчас является фактическим директором. Академик Мельников, директор НИИ «Проектстальконструкция», в какой-то степени мой коллега... Он занимается объектами, а я всю жизнь занимался мостами, рэзэрвуарами (так говорил Г.А. Николаев), газопроводами...
Мой рассказ о диссертации академик воспринял сразу, будто речь шла не о далеких от него исследованиях газовых потоков, а о свойствах сварного шва. В этом внешне медлительном старике живет быстрый и ясный ум.
— Но ведь у вас в трубе будут разные волны — короткие, подлиннее, совсем длинные: тоны, полутоны, обертоны. Течение может разом, вдруг потерять устойчивость.
Как он умудрился в десять секунд уловить то, на осознание чего у меня ушло два года?! Объясняю, что мы «завиваем» поток в мелкие барашки, которые гасят длинные волны, оттого и течение в трубе устойчиво. Он удовлетворенно кивает и по обыкновению гудит на прощание:
— Заходите, Сережа Жуков... Всегда рад вас видеть.
6 января 1988 года
Я хотел бы попробовать себя в разработке новой общественной теории и пришел к академику Николаеву с наброском жизненного плана. Личный комсомольский опыт убедил меня в том, что в рамках существующей политической системы работать региональным партийным руководителем нет смысла... Это ненадолго. Уходишь с поста — и регион приходит к удовлетворительному состоянию. В тоталитарном государстве реформы подвластны лишь верхушке. Надо становиться руководителем страны или не ходить в политику.
Стратегия состоит в следующем.
1. Делаю докторскую по экономике. Докторантура — это принуждение, «палка», которая не дает расслабиться. Работа над диссертацией обеспечивает объективный рост, признание среди специалистов. Научного руководителя найду сам. Работать попрошусь на кафедру «Организация и планирование промышленного производства» в МВТУ. Училище — родной коллектив, дома и стены помогают.
2. Затем начинаю работать в этой области.
Николаев улыбнулся и в своей корректной, ласковой манере начал меня спускать с небес:
— Начнем с докторской. Объективно — для того чтобы написать ее, человек должен поработать на конкретном производстве, решить конкретные вопросы, узнать все до мелочей, даже как пишутся наряды и прочее. Он должен идти от практики, от живого созерцания, а не наоборот. Высоконаучных и никому не нужных диссертаций много.
Субъективно — вы идете на незнакомую кафедру. Боюсь, примут там неважно. Во-первых, вы там чужак. Во-вторых, не владеете их знаниями. Туда, знаете ли, надо идти, согнувшись в три погибели, благодарить за учебу. Дадут ли написать докторскую, и когда? На это может уйти много лет. А жизнь одна...
Теперь о вашем желании создать новую общественную теорию. Вы всерьез хотите стать новым Марксом?
Это важно решить для себя сразу. В этой науке действует принцип «все или ничего». Вы замахиваетесь на роль Пророка. В этом случае вас должны слушать не 100, не 1000, а, по меньшей мере, 100000 человек. Чтобы вашу теорию приняли, нужно было бы уговорить все человечество...
Давайте призовем исторический опыт. Христианство существует уже 20 веков. Но много ли было людей, которым удалось всерьез поправить христианство в период его расцвета? Мартину Лютеру... А ведь теоретиков-богословов было немало.
Марксизм-ленинизм себя еще не проявил подобным образом. Золотой стержень — нужный, полезный — в марксизме бесспорно есть. Но вокруг него на три метра говорильни. Пробиться через нее, да еще подшлифовать стержень — это, знаете ли, трудновато...
— Мыслителям в прежние времена было проще, — продолжает Николаев. — Мыслей было мало, слушателей много. Теперь — наоборот. Знаете известную триаду?
A. Этого не может быть!
Б. Это всем известно!
B. Это старье!
Все труднее становится добывать новое знание. Если хотите, это закон диалектики. Занимайтесь экономикой как хобби, пишите статьи «К вопросу о...». Вы можете свернуть горы, но только в технике.
Георгий Александрович повторил свой тезис об умирании прикладных наук:
— Если бы на вашей кафедре была реальная наука,