Запад и Русь. Истоки противостояния - Георгий Катюк

Пришлось, правда, приспособить к этому Талмуд, который, как и христианское Писание, не приветствовал данный вид заработка. Особенно неодобрительным было отношение к нему в библейские времена. Некоторые пророки, например Иезекииль, приравнивали ссудное дело к таким преступлениям, как воровство, прелюбодеяние и даже убийство. Впрочем, уже во Второзаконии наметилась линия на смягчение столь строгих оценок: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого… иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост». [Втор. 23:20–21] Ч

То есть взимание процента с нееврея преступлением (даже моральным) не считалось.

В дальнейшем, уже в раввинистическую эпоху, этот подход возобладал и перед ростовщичеством открылись по-настоящему широкие перспективы. С XIII по XV в. доходы от этого вида бизнеса были едва ли не единственным средством существования еврейских общин.

Следует подчеркнуть, что даже в этот период не прекращалась работа по легализации и оправданию этого занятия, ибо как тогда, так и позже оно воспринималось неоднозначно даже с учетом того, что процент взимался [25] лишь с иноверцев. Многие испанские каббалисты XIII века, например, Хасидей Ашкеназ, выражали беспокойство по поводу растущего участия евреев в подобных, как они считали, недостойных сделках. Частичное оправдание им находили в том, что ссуды предоставлялись не беднякам, а лишь привилегированному сословию, как, собственно, и предписывал Талмуд.

Были найдены и другие способы избежать обвинений в лихоимстве. Например, взимание процента допускалось в том случае, если было вынужденной мерой, т. е. если не оставалось иных способов поддержки существования. Однако до конца подспудная неприязнь к взысканию лихвы так и не была преодолена. Даже сейчас еще некоторые богобоязненные иудеи при совершении подобных сделок произносят слова покаяния[25]. Это лишнее подтверждение той мысли, что склонность к ростовщичеству не являлась врожденной чертой еврейского характера и была выработана под давлением обстоятельств.

Что из всего этого можно извлечь? То, что сугубо финансовая деятельность евреев в дохристианскую эпоху была во многом эфемерным отражением событий Средневековья. На самом деле древний мир являет примеры более широкой и качественно иной сферы приложения еврейских талантов. Похоже, там следует искать и наиболее глубинную причину антисемитизма, ибо ростовщичество, выдвинувшееся на первое место в списке еврейских профессий в Средневековье, таковой являться не может. Оно — следствие антисемитского запрета на профессии и к дохристианской эпохе имеет не самое прямое отношение. Неудивительно, поэтому, что «юдофобы древности никогда не бросали евреям прямого обвинения в ростовщичестве», чему не перестают удивляться те авторы (Блу- [26] дау), которые эту профессию считают родовой меткой потомков Авраама[27].

Впрочем, ростовщичество даже в христианскую эпоху не могло породить антиеврейских настроений. Да, оно всегда было презираемым делом, и отчасти именно поэтому сильные мира сего предоставляли возможность заниматься им потомкам Авраама. Но можно ли из этого вывести юдофобию? Ведь этим презренным делом занимались и христиане, например, ростовщики Аомбардии и Кагора, но их почему-то не принято ненавидеть, при том что они устанавливали зачастую гораздо более высокий процент по ссудам[28].

Еще один момент. Даже из современного опыта известно, что кредитование возможно только в том случае, если кредитуемый в состоянии отдать долг. Простолюдины, осуществлявшие погромы, не были платежеспособны и уже по этой причине не могли быть клиентами ростовщиков. Стало быть, ненависть их к евреям имела иную природу, нежели антипатия к кредиторам.

Практика средневекового ссудного дела дает убедительное подтверждение этого. Известно, что в большинстве случаев клиентами ростовщиков были состоятельные особы, в том числе члены королевского двора и сами короли. Более того, существовало понятие «каммеркнехтен» (рабы казны), в соответствии с которым евреям предоставлялись определенные привилегии и защита закона. Несмотря на то, что понятие «раб» здесь используется лишь в смысле королевского служащего, оно налагало на того, кто им обозначался, серьезные ограничения. Доходило до того, что даже крепостной банкира приравнивался к собственности короля. Так, когда некто Элиас из Чиппенема, еврей, покинул Англию в 1253 году, прихватив с собой своих крепостных, он был осужден королем Генрихом III за «воровской увод… собственных рабов [короля]»[29].

Собственно говоря, запрет христианам заниматься ссудным делом еще более упрочил уже существующий союз еврейства с властью. Не имея возможности пользоваться услугами христианских ростовщиков, христианские властители вынуждены были прибегать к услугам евреев. Во многих случаях компенсация потерь от невозможности заниматься банковским делом осуществлялась по линии взимания соответствующего налога с евреев, становившихся вследствие этого посредниками в перераспределении доходов в пользу королей и, соответственно, едва ли не первыми людьми в державе. «Придворный еврей», т. е., по сути, королевский казначей был особой, защищенной от ненависти толпы законами и стенами королевского замка. А главное, отсутствовали какие-либо контакты его с простонародьем, могущие спровоцировать эту самую ненависть.