Волшебники - Лев Гроссман

Как же трудно, должно быть, далась Элиоту эта его беззаботная светскость. Квентин всегда воображал себя региональным чемпионом по несчастливости, но Элиот, пожалуй, и тут его обскакал.

По дороге им встречались парусники, катера и одна женская восьмерка из Вест-Пойнта,[7]располагавшегося на несколько миль выше. Спортсменки гребли в теплых серых костюмах — августовская жара, которой наслаждались Элиот с Квентином, их не касалась никаким боком. Чары не нанимались обеспечивать комфорт посторонним.

— Магия — не наука, не искусство и не религия. Магия — это ремесло. Занимаясь ею, мы не молимся и не загадываем желаний. Чтобы произвести в мире одну из специфических перемен, мы применяем волю, знание и умение. Это не значит, что мы разбираемся в магии столь же детально, как физики — в поведении элементарных частиц. А они вообще разбираются? Никак не могу запомнить. В любом случае, нам не дано понять, что есть магия и откуда она берется. Плотник, например, тоже не понимает, отчего растет дерево, да ему и не нужно. Он работает с имеющимся у него материалом. Разница в том, что магом быть гораздо опасней и намного интересней, чем плотником.

Вводную лекцию читал им профессор Марч, тот самый рыжий толстяк со злой ящерицей. Внешность предполагала, что у него веселый и легкий характер, на деле же он начинал себя проявлять как весьма агрессивный чувак.

Проснувшись, Квентин обнаружил, что его пустой Дом наполнен орущим, топочущим, волокущим по лестницам чемоданы народом. Время от времени кто-то распахивал его дверь, заглядывал внутрь и снова захлопывал. Жестокое пробуждение: он привык бродить по Дому, как его полноправный владелец или, по крайней мере, лорд-сенешаль. Теперь оказывалось, что в Брекбиллсе проживают еще девяносто девять студентов, разбитых на пять курсов, и прав у них ничуть не меньше, чем у него.

На задней террасе одновременно материализовывалась группа из десяти человек с сундуками, чемоданами и дорожными сумками. На всех, кроме Квентина, была форма: у мальчиков полосатые блейзеры и галстуки, у девочек белые блузки и клетчатые темные юбки. Подготовительная школа какая-то, а не колледж.

— Пиджак и галстук обязательны всюду, кроме твоей личной комнаты, — объяснил Фогг. — О других правилах узнаешь у старшекурсников. Мальчики часто подбирают себе галстуки по своему вкусу. Я смотрю на это сквозь пальцы, но не подвергай мое терпение слишком большим испытаниям. Все вызывающее будет конфисковано, и придется носить школьный галстук — крайне старомодный, насколько я смыслю в таких вещах.

Вернувшись к себе, Квентин нашел в шкафу целый ряд одинаковых пиджаков в темно-синие и шоколадные полосы и комплект белых рубашек. Почти все они выглядели как новые, лишь у некоторых локти слегка лоснились или были поношены обшлага. От бывших в употреблении блейзеров слабо и совсем не противно пахло шариками от моли, табаком и прежними обладателями. Переодевшись и посмотревшись в зеркало, Квентин остался доволен, хотя любую униформу ненавидел принципиально. Он еще не чувствовал себя магом, но уже выглядел им.

На груди каждого пиджака был вышит герб — золотые пчела и ключ на фоне серебряных звездочек. Теперь Квентин стал замечать, что тот же девиз встречается всюду: на коврах, шторах, карнизах и паркетных полах.

Окна большой угловой аудитории выходили на две стороны. На поднимающихся амфитеатром ступенях стояли в четыре ряда новые красивые парты; внизу помещались черная доска и каменный стол, весь в выбоинах, царапинах и подпалинах. В воздухе держалась застарелая меловая пыль. Двадцать подобающе одетых студентов выглядели как самые обыкновенные подростки, старающиеся казаться круче, чем они есть. Половина победителей конкурсов «Поиск юных ученых» и «Орфографические таланты» определенно собралась здесь. Квентин слышал, что один из его сокурсников был вторым на Конкурсе Путнема[8]и точно знал, что одна девочка представляла Лесото на пленарном заседании одной из секций ООН и ратовала за применение ядерного оружия для защиты исчезающего вида морских черепах.

Особого значения все это уже не имело, но на нервы тем не менее действовало. Квентину захотелось обратно на реку с Элиотом.

Профессор сделал паузу и произнес:

— Квентин Колдуотер, прошу вас выйти сюда и показать нам какой-нибудь фокус. Да-да, я к вам обращаюсь. — Он так веселился, будто собирался вручить Квентину приз. — Прошу. Реквизитом я вас обеспечу.

Профессор достал из кармана стеклянный шарик и положил на стол. Шарик сразу закатился в какую-то ямку.

В аудитории стало тихо. Квентин, хотя и понимал, что это никакой не экзамен, а просто травля новеньких, очередная славная традиция Брекбиллса, спустился вниз на одеревеневших ногах. Все остальные явно радовались, что вызвали его, а не их.

Он занял место у стола рядом с Марчем. Шарик был как шарик, с несколькими воздушными пузырьками внутри, примерно того же диаметра, что и никель. Его нетрудно будет спрятать в ладони и в рукаве тоже, при наличии пиджака. Хотят магии — пусть получают. С пульсирующей в ушах кровью Квентин предъявил шарик в одной руке и в другой, достал изо рта, из носа.

Вознагражденный хихиканьем публики, он подкинул шарик под потолок, нагнулся и принял его на затылок. Аудитория взревела, кто-то застучал крышкой парты.

А теперь финал. Квентин взял чугунное пресс-папье и притворился, что раздавил шарик, в последний момент подменив его нашедшейся в кармане мятной конфетой. Леденец, издав впечатляющий хруст, превратился в убедительную кучку белого порошка. Квентин, подмигивая публике, извинился перед профессором и попросил его одолжить носовой платок. Профессор полез в карман пиджака и обнаружил там шарик.

Квентин, взмахнув воображаемой клюшкой для гольфа, поклонился под бешеные аплодисменты. Плохо ли — стать народным героем в самом начале семестра!

— Благодарю, Квентин. — Профессор похлопал ему кончиками пальцев. — Весьма познавательно. Можете вернуться на свое место. А вы, Элис, не покажете нам что-нибудь?

Это относилось к угрюмой девочке небольшого росточка с прямыми светлыми волосами, сидевшей в заднем ряду. Она нисколько не удивилась, когда Марч ее вызвал: привыкла, видно, всегда ожидать самого худшего, так почему бы и не сегодня? К столу она шла, как на эшафот, глядя прямо перед собой. Форма на ней уже успела помяться. Девочка взяла у профессора шарик и положила его на стол, доходящий ей до груди.

Вслед за этим она проделала ряд деловых движений, словно изъяснялась на языке глухонемых или играла в «веревочку» — полная противоположность эффектной манере Квентина. Слегка косящие глаза смотрели на шарик, губы шевелились, неслышно произнося что-то.

Шарик зажегся красным огнем, подернулся белой катарактой, пустил серый дымок. Обставленный Квентин похолодел: это был уже не фокус, а настоящая магия.