ЭТНОС. Часть третья — "Стигма" - Павел Сергеевич Иевлев

месте пять новых, уже нерешаемых. Однако выбора не было, Катрин обращалась к ним снова и снова, а значит, их полномочия постоянно росли. В результате вместо того, чтобы отодвинуть потерявшую берега структуру от власти, Катрин оказалась в ситуации, когда от власти отодвигают уже её.

* * *

— Скромный Юрол, — представился дланник.

«Скромный» — это звание. Высокое. Выше него только «Смиренный». А ниже — «простой», «презренный», «ничтожный» и так далее. Звучит издевательством, но так с самого начала повелось, а иерархии такого рода — самые устойчивые и консервативные. Аскеза и отказ от материальных ценностей — на этом строилась Длань. Море власти, нуль имущества. Никто из членов ордена не мог ничем владеть. И за любой косяк отвечал головой. Предполагалось, что нет имущества — нет соблазнов. Ага, щаз-з.

Я представляться не стал. Небось графа Морикарского всякий знает. Сижу за столом, молчу, разглядываю этого «скромника». Униформа у них впечатляет. Словно Хуго Босс рисовал. Обдолбанный грибами викторианский Хуго Босс. Полумонахи-полуэсесовцы какие-то. Боятся их, говорят, до усёру. И не удивительно — при своих чрезвычайных полномочиях повесят кого угодно, и ни хрена им, по факту, за это не будет. Ну да ничего, меня тоже боятся. И тоже есть за что.

Поразбиравшись в том, что творят в Меровии дланники, я готов подтвердить свою самую худшую репутацию. Ну, там, свежая кровь младенцев, кубки из черепов, перчатки из кожи врагов… Снятой заживо, разумеется. Но «скромный» не боится. Стоит, ухмыляется. Зря он так.

— А скажи-ка мне, Юрол, — прищуриваюсь недобро я. — Что произошло третьего дня в Корнёвке.

— Я уже подал доклад Её Величеству, — отвечает он безмятежно.

— Следующий такой доклад я засуну тебе в жопу и подожгу, — ставлю я его в известность столь же спокойным тоном. — И это в том случае, если у тебя к тому времени ещё будет жопа.

Слон (и не только он) всегда говорил, что командир из меня хреновый. Не умею я быть жёстким. Но сейчас за мной Катрин и Нагма, и я стесняться не стану. Доклад, предоставленный Дланью, представляет собой удивительной бессмысленности документ, суть которого сводится к велеречиво изложенному тезису: «Отъебитесь, не ваше дело, что хотим, то и творим!» Катрин эти доклады, надо полагать, не читает. А зря. Нельзя такое спускать. Борзеют. Да уже вон оборзели в край.

— Её Величество соизволили доклад принять, — лыбится дланник.

— А я предлагаю тебе объяснить, почему задержка ремонта путей привела к расстрелу каждого десятого жителя деревни. На основании какого закона дланники распорядились жизнями подданных короны?

— Задержка устранена, — пожимает плечами Юрол. — А это всего лишь крестьяне. Кроме того, я не уверен, что Длань обязана отчитываться консорту.

Объяснять, что в следующий раз чинить пути после разлива рек на этом участке будет некому, потому что напуганные жители деревни, оплакав покойников, немедля свалили на Юг, не имеет смысла. Он не считает необходимым отчитываться передо мной? Собственно, этот вопрос я и хотел прояснить.

— Не уверен? — говорю я, вставая. — «Не уверен — не обгоняй».

Он, конечно, не понял отсылки. Но мне и не нужно. Балкон, третий этаж, внизу брусчатка. Зрителей у дворца достаточно, чтобы жанровая сценка «Граф Морикарский указывает дланникам их место во властной вертикали» была пересказана в подробностях всем интересующимся.

Юрол, вроде бы, выжил. Но если и нет, плевать. В любом случае, дланники намёк поймут. Надо поинтересоваться у Нагмы, куда делся мой старый бронежилет.

* * *

Сковырнуть дланников будет непросто. Никто, имея хоть какую-то власть, не отдавал её без борьбы. А «Длань Императора», при попустительстве Катрин, власти нахапала много. «Указ о роспуске Длани» готов, герольды его озвучат, газеты (их теперь аж три) напечатают. Но думать, что на этом и закончится, было бы полнейшей наивностью. Да, легитимных механизмов мы их лишим, но неформальных останется до чёрта. Длань имеет своё «опричное войско», небольшое, но достаточное, чтобы создать немало проблем на местах. Но главное, именно они стали основными бенефициарами «коммерциализации» внутреннего рынка.

Когда коммерческая структура цепляется к государственной, это создаёт фантастические возможности для обогащения — Локхид и Боинг не дадут соврать. Фокус в том, чтобы все расходы переложить на казённое предприятие, а все доходы вывести через частное. В примере с кукурузой, который я уже приводил, граф Морикарский вбивает кучу средств в агрохозяйственную инфраструктуру, после чего частник берет у него зерно на реализацию почти по себестоимости и продаёт на рынке по коммерческой цене. Частник не вложил в производство ничего, но получил неплохую прибыль. Почему Катрин на это пошла? Потому что частники берут на себя мелкий опт и розницу, гарантируя наполнение рынка через монетарный механизм спроса и предложения, регулируемый через ценовую обратную связь. Плюсы этого решения — решается проблема дефицита. Минусы — растут цены, страдает социалка, создаётся новый вид капитала.

Кукуруза шикарно растёт в саваннах, менее капризна, чем пшеница, её можно вырастить много, она хорошо хранится, легко перевозится, из неё можно печь хлеб и варить каши. Поэтому она входит в список так называемых «социальных продуктов» (наряду с рисом, картофелем, растительным маслом и так далее). В плановом хозяйстве графа Морикарского она поставлялась в армию, интернаты, заводские столовые и так далее через немонетарную распределительную систему, где деньги присутствовали только как учётная единица. В новой схеме поставки отданы частнику, он продаёт кукурузу интендантам по рыночной цене, а закупочные расходы покрывает государство. Государству несравнимо проще распределять деньги, чем товары, оно больше не должно отслеживать каждый мешок кукурузной крупы, заботясь, чтобы он дошёл до гарнизонной кухни вовремя. Но любой, кто видел живого интенданта (не считая Джаббы), понимает, как много здесь открывается возможностей для обогащения посредников. Как легальных, так и нет.

В общем, концессия на поставки чего угодно для армии, государственных или социальных учреждений —