Все возможные если… - Ольга Мицкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летние месяцы были восхитительными, но последние тридцать дней на острове – без друзей и развлечений, практически в одиночестве, – дали мне пространство и время для себя. Разобраться, чего же я хочу.
Я одним глотком допиваю кофе, поправляю у зеркала униформу, приглаживаю волосы и направляюсь за стойку администратора. Мимо меня по коридору скользит женщина в тонком свитере поверх легкого белого платья. Она слегка кивает мне в знак приветствия, и я отвечаю таким же кивком. Они с мужем заселились пару дней назад, но с тех пор, я видела только ее. Она – ранняя пташка, маркёр, предупреждающий о начале нового дня.
Захожу за стойку и включаю компьютер. За огромными окнами напротив меня качается пальма на фоне уходящего за горизонт неба. Сажусь, бросив быстрый взгляд на календарь. Через две недели у меня истекает срок продленного контракта.
Мне предстоит вернуться домой, а я еще не разобралась, какие чувства испытываю по этому поводу.
14.
Паром до Афин, потом самолет до Риги и автобус до Кулдиги. К тому времени, как автобус пересекает границу города, я в пути уже более двадцати часов. Едва я ступаю на потрескавшийся асфальт, в лицо ударяет поток ледяного ветра. Конец ноября пропитан сыростью и холодом, а на мне тонкая куртка, но я игнорирую холод. Зажмуриваюсь и тяну носом воздух, наполняю им легкие и каждую клеточку тела. Справа от меня светится огнями супермаркет, прямо напротив – большой магазин электроники, за спиной качает голыми ветвями старая ива, под которой прощались мы с Максом. Летняя ночь, пряный воздух, его шепот в темноте:
Я люблю тебя, слышишь?
Уже не важно.
На улице темно. В свете фонарей немногочисленные встречающие кажутся размытыми тенями, но маму я узнаю везде. Высокая и худая, она на пол головы возвышается над остальными.
– Мам! – зову я, и вот уже она спешит, оскальзываясь на плитах остановки, притягивает меня к себе. Шарф колит щеку, рука вывернута под неудобным углом и прижата к боку, но все это такие мелочи.
– Вернулась наконец, – шепчет мама.
Я прижимаюсь крепче, вдыхаю знакомый запах лака для волос.
– Привет, мам.
Я дома.
Все кажется таким знакомым: старый хрусталь за стеклом, лакированная мебель, вазочка с конфетами в центре стола. Половица у входа по-прежнему скрипит, когда наступаешь, а на подоконниках по-прежнему герань в горшках. В доме витает запах полироли, дровяной печки и домашней еды.
Мы не ложимся спать еще долго после полуночи. Мама распаковывает подарки – оливковое масло с травами в прозрачной бутылке; черное, вулканическое мыло; хлопковые полотенца с бело-синей каймой, – и не переставая расспрашивает меня об острове: о море и горах, о людях и работе, о еде и вновь о море. Смотрю на нее и даю себе слово, что однажды непременно покажу мир за пределами ее привычного, серого. Увезу ее от серванта с хрусталем и вечного запаха гнилых яблок из подвала. Покажу бескрайнюю голубую гладь в зеленых переливах, пестрые горы на фоне бесконечного неба. Моя мама, за всю жизнь, ничего, кроме мощеных улиц Кулдиги и прилавка продуктового магазина, не видела. Я люблю свой город, но мир такой огромный, такой разный.
Когда я просыпаюсь, небо за окном затянуто серым и накрапывает мелкий дождь. Типичный конец осени. В доме тихо, мама давно на работе.
Я рассматриваю в тусклом свете дня свою комнату – плюшевые медведи, стопка старых учебников на полу, выцветшие плакаты музыкальных групп на розовых обоях, кружевные занавески. За прошедшие месяцы комната словно стала меньше, поблекла, и больше не кажется уютной и моей. Хотя, вероятно, это я изменилась. Так что, первым делом после завтрака, я решаю прибраться.
Плакаты отправляются в мусорное ведро, мягкие игрушки я упаковываю в картонную коробку из-под микроволновки и отношу на чердак, вместе с учебниками, пластмассовыми бусами и детскими альбомами для рисования. Перебираю шкаф и с удивлением обнаруживаю вещи, которые носила еще в восьмом классе, а теперь наверняка в них даже не влезу. Складываю все это в мешки и оставляю у двери – завтра отнесу в церковь. Убираю все рамочки с вензелями, пыльные огрызки ароматических свечей и, приклеенные по раме зеркала, школьные фотографии. Мою окна и снимаю пожелтевшее кружево, оставив только жалюзи.
Закончив, останавливаюсь по центру комнаты и медленно обвожу ее взглядом. Да, так намного лучше. Надо поменять покрывало, может, докупить пару подушек и переставить стол к окну. Киваю сама себе, довольная проделанной работой.
Готовлю простой ужин и успеваю как раз к маминому приходу. Мы садимся, раскладываем еду по тарелкам, и я открываю бутылку привезенного с Крита вина – терпкое и нежное на вкус, оно искрит янтарем в бокалах и приятно согревает. Мама хмурится, когда я делаю первый глоток, но ничего не говорит.
Закончив, мама собирает тарелки и складывает в раковину. Пускает воду и, повернувшись ко мне спиной, принимается за мытье посуды. Тарелки брякают в мыльной пене.
– Я сегодня с Максимом разговаривала, – произносит она сквозь шум воды, не оборачиваясь. – Он спрашивал о тебе.
Я делаю большой глоток и медленно отставляю бокал, двигая его от себя по столу. Вино застревает липким комом в горле.
– Мам, не надо, – пожалуйста. Пожалуйста, не надо.
– Он сказал, что возвращается на каникулы. Через пару недель, к Рождеству.
Закончив с тарелками, мама берется за маленькую кастрюльку. Шум воды оглушает. Мамины руки в белой пене двигаются плавно и размеренно, словно в танце.
– Я поступила в университет, в Ригу, – мама замирает, стеклянная крышка выскальзывает из ее пальцев и с глухим стуком приземляется на дно раковины. – На факультет управление гостиничным и ресторанным бизнесом. Я подала заявку через интернет и неделю назад получила подтверждение о зачислении. Осталось только подать заявление на стипендию и общежитие. Я уеду сразу после нового года, в начале января.
Мамино отражение в кухонном окне вздрагивает. Наконец, она оборачивается. Выключает воду, сжимает полотенце и медленно садится напротив. Ее глаза – тлеющие угли: огромные, влажные, цвета крепкого чая. Их взгляд прожигает.
– Погоди… – я вижу, как она пытается собраться с мыслями. – Мы же это обсуждали. Мне казалось… Ты ни разу не упоминала, что передумала и хочешь поступить в университет.
– Я и не хотела, – я знаю, что кроется за этим тихим голосом, за напряженной складкой, прорезавшей мамин лоб, поэтому стараюсь говорить мягче. Ей страшно меня отпустить. – Но
